То «заика», то «золотуха»

— Бред собачий!.. Какая «кровь»? Какое «убийство»?!.. Стас — «жив». Пусть они — позвонят ему!..

И в помещение сразу же вошли двое молодых ребят в той же тёмно-синей форме, и каждому же из них было в промежутке — между тридцатью-тридцатью пятью годами, не больше, со светлыми и тёмно-каштановыми кудрями, торчащими из-под фуражек и их козырьков, соответственно; и с лицами — словно бы утянуто-вытянутыми и выточенно-выскобленными, выровненными: от угловатых скул, длинных острых носов и массивных подбородков — до ровности и почти «бесформенности» узко-низких лбов, как и губ.

Но и решив всё же немного размять затёкшую шею и заодно чуть дотошней рассмотреть ребят, Ксения уловила только светло-голубой взгляд темноволосого же Андрея, как она уже затем поняла и мимо фраз, ему было от силы — лет тридцать; и тёмно-карие же глаза светловолосого Кирилла, которой был чуть постарше и, видимо, замыкал этот их «возрастной ряд» своей цифрой — тридцать пять. И да, может, и вполне — она и ошибалась. Но и как на вопросы, так и на банальный же «личный интерес» — сил хватило не на много; ровно настолько же — насколько и во вздёрнутом положении шее же: на минуты две-три. Дальше — она решила просто не трещать позвонками и не выкручивать до скрипа мышцы и вовсе опустила голову вместе с лицом в каменный серый пол под собой. В то время как и сами ребята — уже подскочили к ней, подняли со стула, пристроившись с обеих сторон от неё и взяв под локти, развернули к железной двери и повели её же к ней.

— В «одиночку» — её. Пусть подумает — над своим поведением!.. Да, дорогуша, в твоих же интересах рассказать нам всё — как было: на самом деле. И, может быть, суд… так же, как и мы… смилостивится над тобой!.. — Слетело ядовито с его губ и языка «на прощание», больно ударившись ей в спину и проткнув же её отравленной острой стрелой. Но она уже была далеко в своих мыслях — и слушала же всё отдалённо: не слыша ничего.

— Только я имею право — обращаться к тебе на «ты», сукин ты сын!..

И, рухнув, не без «помощи» двоих «из ларца», может, даже и «одинаковых с лица», кто таки и всё же знает, в своей серой бетонной камере за железной же дверью с решёткой и «кормушкой» в ней и без единого источника света, разве — со светящимися в белом же свете луны, пробивающимся через единственное окно под самым потолком и с решёткой же, хоть и ржавыми — унитазом и раковиной, на свой серый же старый матрас в какую-то и грязно сине-зеленую же продольную полоску, она тут же погрузилась в сон.

*

— Блядская кровь!.. Отмывайся. Давай же!.. — Рычала девушка двадцати трёх лет над белой раковиной в тёмно-серой бетонной комнате и без единого источника света, лишь и на контрасте же всё — белого фаянса и темноты-черноты самого помещения, оттирая свои руки под струёй жёлто-рыжей воды от крови: с каждым новым растиранием, казалось, стирая с них уже и свою кровь. И даже облив же себя почти и с ног же до головы и пропитавшись тухлостью и ржавчиной воды, она не теряла надежды и не бросала попыток, пока и её же всё чёрный корсет, утянутый за спиной чёрными же верёвками и джинсы «в тон», заправленные от колена в чёрные же лакированные сапоги на толстом высоком каблуке — терпеливо выдерживали её нрав и бранность фраз, поглощая и с лихвой же ещё и проточную воду! Но и, сдув же затем с глаз свою чёрную пышную чёлку, переросшую её высокий бледный лоб и чёрные же широкие брови, так и доросшую уже и до длинных нарощенных таких же ресниц, она глубоко вздохнула, приостановилась, чтобы откинуть голову назад и закинуть туда же все свои тёмные пряди разом, будь то короткие и в виде чёлки, да и будь то длинные, до поясницы и в виде же всё её обычной длины, отдохнула и вновь начала тереть свои руки, при этом ещё: щуря светло-карие, почти и «рыжие», как и языки пламени, глаза, морща длинный курносый нос и поджимая полукруглый подбородок вместе с чёрными же матовыми пухлыми губами; утоньшая и растягивая, заостряя и без того, и так — острые скулы с бежево-серым контурингом.

— А ты ещё — кто такая?! — Рявкнула Каролина, дабы уже и привлечь к себе её внимание, и вышла затем и сама ещё «в свет»: чуть и помогая себе при ходьбе на белых лодочках с узкой и высокой шпилькой — приподнимая длинные полы своего белого платья и над полом же обеими руками.

— Дед Пихто!.. — Вновь рыкнула «гостья», не отвлекаясь от занятия. — И бабка с пистолетом. Отмахись!.. Не видишь?.. Делом — человек занят. Не суйся — под руку!..

— Так это — ты!.. — Хоть и поражённая догадкой, но таки и выразила свои мысли блондинка. — «Дьяволица». Из-за тебя «мы» — «здесь»! Как ты вообще — «сюда» попала?

— Как попала — так и уйду! — Пропыхтела меж делом брюнетка. — «Не лезь», говорю же. Пока и тебе — не прилетело!.. Ржаво-ссаной тряпкой.

— Ты что, действительно: «не понимаешь»? — Сощурилась-ощетинилась сразу же Каролина и раскинула свои руки по сторонам, отпуская, наконец, ткань платья — с лёгким ещё и «всплеском». — Мы «все» — в одной лодке!.. Ты — топишь не только «нас», но и себя!

— Я-то как раз: «нас» — спасаю!.. — Ухмыльнулась «новоприбывшая». — Сейчас вот только… Ну же!.. Ещё немного… Кровь отмою и… Всё!.. Взятки — гладки.

— Нихрена!.. — Взвилась блондинка. — Труп-то — есть. И орудие убийства — тоже!

— Да дьявол ты мой!.. — Всплеснула уже и своими руками брюнетка, да и в буквальном смысле в отличие всё и от той — вместе с водой, орошая тут же и ей же — ещё и светловолосую; и глянув затем на неё со злым прищуром — из-под полуопущенных век и сведённых на переносице бровей, сокрытых уже чёлкой. — «Орудие убийства и тело»!.. Сорри. «Труп»!.. Такое чувство, будто только он — с кровью внутри ходи-л. У всех — есть кровь… И даже — у тебя! А там и ещё — нехилая кучка найдётся. Да и с таким же — резусом ещё, фактором и… группой. Не пори горячку, а!.. Лучше вот — помоги мне.

— Не буду я тебе помогать… — Отряхнулась спокойно от воды Каролина, мельком лишь проверив свои ногти средней длины и с белым лаком — на отсутствие сколов, после чего небрежно ещё фыркнула, не им, а ей, и продолжила. — Ха!.. Ещё чего. Сама заварила — сама и разваривай-расхлёбывай. Надо мне больно!.. Ага. Своих проблем — по горло!..

— Не боишься, что я всё запорю?.. — Изогнула свою правую бровь чертовка, подогнув левую и хитро прищурившись, и опёрлась правой же рукой на раковину: беря за опору — такую же ногу; а левую — подгибая и ставя на носок. — Запорю и… Выдам! М?.. Хотя нет… Это глупо!.. Я ж — не повторяюсь. А убивать всю эту ментовскую… хоть и «полицейскую» уже… одна херь… братию — не комильфо и… Моветон! С одним же и не одним же из них ещё — вон… и вот… сколько: твоих «проблем» и моих же хлопот!

— Он!.. Пропалил «нас»? Как?..

— Он!.. Пропалил «нас»? Как?.. — Перековеркала её брюнетка; и хохотнула — от полного недопонимания и злости светлого взгляда. — Что?.. Я не издеваюсь, а пытаюсь выбить из тебя — хоть какие-то эмоции! Какие-то — другие и иные. Как и чувства! Ощущения… Кроме — злости, досады и… отчуждения. А ещё: ненависти! Ну ладно тебе!.. Этот… «Ананасик»… никому ж не нужен был: не нравился и не сдался! Так и чего ради помещение захламлять? Меньше народу — больше кислороду! Так? «Так»!