То «заика», то «золотуха»

— Куда? — Вновь попыталась хоть и что-то уже узнать девушка, но и всё-таки приняла его предложение своей встречной же и правой рукой: хотя бы — и чтоб встать; а там — и чуть отряхнуться. Хотя и это же вновь — мало чем помогло: пыль и грязь с обуви, какие-никакие, от тех же всё и редких, но и метких же бегунов-куряк-на-улицу, уже поселились на её одежде, а смешавшись с водой — и вовсе отказались куда-то деваться; кроме как — и внутрь самой ткани, образовывая грязные серые пятна на белой.

— Туда!.. — Ответил, наконец, хоть и вновь же — так себе, не ответив и вовсе, а и будто вновь же спросив, так ещё и заговорщицки улыбнувшись, брюнет — и потянул её за собой. На что и ей же всё только и оставалось, что следовать за ним и надеяться, только уже и вновь же «надеяться», не примешать ко всему же и уже взрыву серых красок на платье — ещё и чьи-то «красные»: как минимум — от его крови; а и как максимум — от её и… их! И нет, ей не было же жалко: не больше его. Ведь и это пока он — спокойный и более-менее адекватный, уравновешенный и собранный, даже холодный и рассудительный, а спустя любую минуту или даже «секунду» — мог взорваться и «пойти искать», от скуки или специально; но и тут уже, как говорится: «Сам выбери, дорогой друг-читатель, что — «хуже» и «большее», а что — «лучше» и «меньшее»… из двух зол»!

*

— Хм!.. А ты был прав — здесь по-другому! — Усмехнулась брюнетка, садясь у стены — вроде и той же и одновременно нет; «белой», да, но и его здесь будто и не было, совсем: как и если всё там же — не было практически чёрного же цвета! И в то же время — не сказать, что стало темно, даже и при условии чёрных ламп, будто и покрашенных ещё маркером: чёрный — оттенял белый, «выделял» его на своём фоне и как бы давал ему тем самым вторую же жизнь; как и чёрной же сантехникой с серыми металлическими кранами, кнопками — на и всё тех же унитазах, винтиками и гайками, которыми они были прикручены к полу! Тут и поистине же — было «три мира», ангелы, демоны и люди: где и «последние», коль и придуманы же были «по образу и подобию» первых и вторых, в смешении же их — давали «серый» цвет, от белого же и чёрного соответственно; но и не угнетающий, депрессивный, а какой-то даже и блестящий, серебряный. И пусть, как бы и ни иронично, и как основное же оружие убийства существ; но и по факту же ещё — плацебо! Лекарство — для равновесия и баланса. Гармонии! «Серебряная середина» — меж двух же всё и миров, дающая и тот же всё «второй» или даже уже и «первый» шанс на жизнь. Но и в обоих же случаях — главный и основной. Важный и значимый… Ценный!

— Вот видишь… Запоминай!.. — Хохотнул парень, занимая и тут же место рядом с ней, но и опять-таки — справа. — Выйдешь отсюда — и будешь всем рассказывать: как побывала в мужском туалете.

— О да!.. Это именно то воспоминание, которое я передам… и «буду» же передавать из поколения в поколение: как лучшее, что со мной случалось и было же в моей (не)жизни! — Следом же и весело рассмеялась она. — А если ещё и учесть, «какая испорченная нынче молодёжь», ещё и поймут не «так» — и будет вообще замечательно!

— «Молодёжь»?.. Мать, а ты не рано ли себя и в «старьё-то» записала? — Изогнул свою правую бровь он, подавившись даже и от очередной же своей затяжки почти истлевшей сигареты, вновь подгибая левую и щурясь: заодно ещё — и от её же лёгких тумаков по себе. — Ну вот, а говорила, что бить не будешь!.. Ладно. В любом случае — я рад, что ты хоть немного отошла: и даже — улыбаешься. Да и что там: «смеёшься»! Это греет моё сердце и тешит мне моё же самолюбие — значит: сделал всё — правильно!

— Внешка «внешкой», а про «цифры» — всё равно не забывай; как и про остальное «количество»: например — «съеденного»… К клубу, о котором не говорят. И директору же его, тому ещё «персонажу», которого не упоминают — никак!.. Шутка. Стоп!.. А если кто-то придёт — из… твоих-ваших? — Опомнилась вдруг, как и брюнет же ранее, девушка, боязливо косясь на чёрную деревянную входную, хоть и сейчас закрытую, дверь.

— Как придёт — так и уйдёт!.. — Не разделил её страха, как и паники же, он и, передёрнув плечами, откинул окурок в первую же пустую и близкую же от себя чёрную деревянную кабинку и такой же, хоть уже и из фаянса, унитаз. — Будто бы и «там» — было лучше. По крайней мере: если «преступник» решит-таки вернуться на место своего преступления — то тебя в нём не найдёт; ну а сунется сюда — найдёт «меня». И тогда!..

— Артём! — Оборвала она его звонко и строго.

— Олеся! — Повторил за ней названный и усмехнулся. — Что?.. Я тоже «так» могу! Да… И о чём то бишь я был?.. Ранее! — И сразу же вновь посерьёзнел, переключившись. — А! Знаешь, как я, б… лин, себя ущербно чувствую: когда даю «этой»… отбитой шанс, «возможность», сам же его ей перед этим же ещё и предусмотрительно, безоговорочно и безвозмездно предоставляя-вручая, бить тебя — почём зря?.. Издеваться всячески! Проявлять свою изощрённую фантазию и не менее, а порой даже и «более» фанатичное воображение! У меня так сильно кулаки чешутся, ты бы знала!.. — Прошипел он и сжал сразу же кисти рук в кулаки, но и не свёл их, боковым зрением уже видя — как ей и голоса же его хватает с лихвой: чтобы вздрагивать всякий раз от повышения тона и выделенных, буквально и со стальной же крепостью, восклицательных знаков. — А ещё — сердце кровью обливается так же: когда я нахожу тебя — в том же самом туалете. «Твоём-вашем» же. И как «ранее» же всё! А там — и во дворе. Или на кровати… В слезах!

— Не «в слезах»… — Покачала головой девушка и поджала губы. — Ну!.. Почти.

— Так это же — и ещё хуже! — Глянул на неё Артём и Олеся же тут же буквально и подпрыгнула на месте — от ярости и гнева, что увидела в его расширенных чёрных зрачках, почти и поглотивших и без того тёмные же его сейчас радужки. — Уж лучше бы — ты плакала!.. Чем сидела — ни жива, ни мертва: со взглядом — в одну точку. Ужас!..

— Я не хочу отвечать — злом на зло! — Отрезала затем спокойно она и сжала руками подол платья: не желая ещё больше подкидывать дров в огонь и поливать же его сверху ещё и «своим» маслом, но и терпеть этот пласт, как и негативные волны, обращённые не к ней, хоть и с ней же связанные, так просто и молча — не собиралась.

— А я — хочу!.. «Хочу»! — Проговорил, а затем и ещё громче даже и крикнул-повторил он, стиснув зубы; и цедя остальное уже — меж них. — И отвечу!.. Если после очередной же вашей «потасовки» — обрету тебя в медпункте: с кровью на ссадинах и ранах, с синяками и… сломанными костями! И плевать — «на регенерацию»! На её и… твою. И их же, «её», всех! А на «свою» — и подавно… Тем-бо-лее!

— А вдруг — её били в детстве! Подвергали… Знаешь же, что: «Насилие в семье — …

— …это «стандартная строчка и графа в наших же и «всех» же здесь табличных карточках: о состоянии семьи и детей»! — Фыркнул парень и, опустив взгляд на её сжатые руки, от которых медленно, но верно начал исходить и тут же «уходить» свет… с резким металлическим привкусом, накрыл их своими руками и разжал её кисти, сжав их — в и своими же: предотвращая — дальнейшее её опустошение и обезвоживание. — Не она — первая. Не она — последняя!.. Все мы — ему подвергались. Но и только почему-то: если она — то «бедная и несчастная со сломанной судьбой» и «может бить всех и каждого»; а мы, и точно с такой же характеристикой, должны сидеть — «тише воды, ниже травы»! Почему «я» — не могу бить кого-то, м?.. Или хотя бы — «ответить» ей!

— Потому что: ты — не «она». И «я» тебе — запретила! — Сжала его руки ответно брюнетка и опёрлась головой на его левое плечо: теперь смотря на него — из-под полуопущенных своих век и сквозь чёрные же ресницы.

— До поры до времени!.. — Хмыкнул Артём и оставил её маленькие худые ладошки в своей одной левой большой ладони; пока и правой же — вновь полез и за новой же сигаретой. И, проведя все нехилые манипуляции с поиском «одной же правой», сжал, наконец, белую палочку губами и зубами; и с чёрной же зажигалки — прикурил. Убрав затем же её и пачку — на своё-их место. — Я сказал: найду тебя хоть раз… «ещё» раз без сознания — сровняю их с землёй и серебром посыплю. Её… И всю же «её» — шайку-лейку!

— Эх… И как-то всё неправильно — в этом мире!.. — Грустно проговорила Олеся и задумалась. — Он — сходит с ума… «Сошёл»! «Так» — было?.. Или так — «стало»? Девочки — хуже мальчиков… Фиг же поймёшь: кого — бояться; а с кем — и «дружить»!..