– Вот и поглядим. Отойди в сторону, сейчас же.
Двое стояли, вызверившись друг на друга и явно позабыв о том, что они в коридоре не одни. Ханский советник держался твердо. Еще немного – и того гляди прольется кровь. Напряженную паузу прервала Сорхатани:
– Яо Шу, ты, безусловно, будешь нас сопровождать.
Советник раздраженно дернул головой, но тем не менее Сорхатани предложила ему выход, и он за это ухватился.
– Что ж, очень хорошо, – бросил он и, обращаясь к Алхуну, добавил: – Твоя бдительность делает тебе честь. Однако этих четверых с мечами к хану ты допустить не можешь. И всех вначале обыскать на наличие оружия.
Сорхатани хотела воспротивиться, но тут Яо Шу восстановил равновесие сил.
– Будет как я сказал, – настоял он.
– Они останутся здесь, – поспешно кивнула Сорхатани, чтобы не упустить момент. На самом деле это ее вполне устраивало. Сыновья сделали свое дело, обеспечив ей поддержку возле двери. А присутствовать при разговоре им незачем.
Нахмурившись, Яо Шу поднял небольшой медный засов – резной, в форме свернувшегося дракона. («Вот вам еще один признак цзиньского влияния на хана», – мимолетно подумала Сорхатани.) В дверях на всех дохнуло холодным ветром.
Светильники были погашены, мутноватый свет сочился лишь из открытого окна. Ставни распахнуты с такой силой, что одну из них наполовину сорвало: лопнула петля. Змеисто вились шелковые занавеси, шурша и упруго похлопывая при каждом порыве ветра.
В комнате оказалось очень холодно – настолько, что изо рта при дыхании шел парок. Наружная дверь захлопнулась, и сердце Сорхатани тревожно екнуло при виде неподвижной фигуры, распростертой на кушетке посреди комнаты. Как мог Угэдэй терпеть такой холод, лежа в одной лишь шелковой рубахе и исподних штанах? Он лежал на спине, уставясь в потолок. В глаза бросались его синюшные ступни.
При виде вошедших хан не шевельнулся, и на секунду Яо Шу стало еще холодней от мысли, что перед ними не хан, а его безжизненное тело. Но затем советник заметил исходящий от безмолвной фигуры бледный парок и вздохнул с облегчением.
На какое-то время все замешкались, не зная, как быть. Алхун убедился, что хан жив, так что его задача была выполнена, но теперь следовало перед уходом извиниться за вторжение. Помалкивал и Яо Шу, чувствуя себя виноватым в том, что нарушил указание никого не впускать. Получается, Сорхатани обвела их всех вокруг пальца.
Разумеется, ей и надлежало заговорить первой.
– Мой повелитель, – произнесла она. – Мой хан. – Последнее прозвучало чуть громче, перекрывая шум ветра, но Угэдэй все ее слова встретил одинаково безучастно. – Я пришла к тебе в моем горе.
В ответ все то же молчание. Яо Шу со злорадным интересом наблюдал, как вдова Толуя сжала челюсти, явно сдерживая раздражение. Советник подал знак увести ее. Стражник поднял руку, намереваясь взять Сорхатани за локоть, но она отмахнулась.
– Мой муж пожертвовал ради тебя своей жизнью, повелитель. Как же ты думаешь распорядиться этим даром? Лежа посреди холодной комнаты в ожидании смерти?
– Всё, хватит, – в ужасе шикнул Яо Шу.
Он сам крепко ухватил Сорхатани за руку и властно повлек ее обратно к двери. Все трое замерли, когда позади явственно послышался скрип. Хан приподнялся на кушетке. Ладони его слегка тряслись, лицо было желтовато-землистым, глаза налились кровью.
Под его тяжелым взглядом начальник стражи опустился на колени и склонил голову до самого пола.