Скуарчалупо откидывается на спинку стула, и на его лице появляется странное выражение – что-то среднее между восторгом и одобрением. Почти уважение, кажется мне.
– И потом случилось то, что случилось, – сказал он.
– Что именно?
– А то, что она по собственной инициативе совершила поступок, удививший нас всех. – Старый водолаз снова прикрыл веки с довольным видом. – И это изменило ход вещей.
– Любовь ценится с давних времен, – замечает Пепе Альхараке.
– С Беккера?[21] – интересуется Назарет Кастехон, работающая в городской библиотеке.
– Гораздо раньше.
– Лопе де Вега испробовал это на себе, не так ли? – подсказывает доктор Сокас.
– Еще со времен Овидия: «Сам Юпитер с небес улыбается клятвам влюбленных»…[22] Уже тогда все с этим было ясно.
Елена усмехается. Вечер на исходе, и закатное солнце освещает старые занавеси «Англо-испанского кафе» и изразцы на стенах. За окном устало течет жизнь на улице Реаль, а на противоположном тротуаре официанты снуют между плетеными столиками и стульями, обслуживая посетителей Торговой палаты.
– Все не так, Пепе, – возражает Елена. – Давай без твоего обычного цинизма.
Но тот, к кому она обращается, настаивает, слегка приподняв рюмку с анисовкой, смешанной с коньяком:
– Наивные старые времена, дорогая Елена. Любовь в классическом понимании – это иллюзия.
– Судишь по личному опыту?
– Просто говорю.
Доктор Сокас театрально указывает концом дымящейся сигары на левый лацкан, на уровне сердца.
– Я совершенно с вами не согласен, мой дорогой друг. Чувство и поныне остается могучей силой.
– Причем позитивной, – вставляет Назарет Кастехон.
Доктор взглядом благодарит ее за поддержку. Библиотекарша – близорукая, весьма начитанная и чрезвычайно романтическая старая дева. Она очень худая, носит очки в стальной оправе, а густые волосы сероватого оттенка острижены так коротко, что она смахивает на монашенку-расстригу.
– Это нас возвышает, одухотворяет…