Буторин вскочил, ухватился рукой за ветку. Но она треснула под его рукой, и он упал лицом в траву. Нога онемела и не слушалась. Сосновский схватил друга и перевернул на спину:
– Ты что, Витя? Ранен?
После прорыва обороны неприятеля танками с десантом на броне в место прорыва стали вводиться все новые и новые силы Красной армии. По небу проносились штурмовики, которые добивали окруженных и отступающих гитлеровцев. Маневренные механизированные группы проходили по дорогам, заезжали в села и деревушки, брали под охрану мосты и переправы. Усиленная разведрота двинулась напрямик через лес и тут от местного населения узнала, что недавно был бой в Старосельском лесу. И вроде бы там засели националисты, закопались в норах.
Старший лейтенант Юрков, связавшись по рации со штабом дивизии, сообщил о намерении проверить сообщение местных жителей и отдал приказ мотоциклистам двигаться вперед. Несколько грузовиков с сотней бойцов и два трофейных бронетранспортера с крупнокалиберными пулеметами, шесть 50-мм минометов отправились в лес.
Мотоциклисты резко развернулись и, бросив свои машины, соскочили с седел и отбежали к деревьям. Люди в гражданском не очень агрессивно себя повели, но все же попятились и попрятались за бревнами, деревьями, в траншеях и приготовили оружие. Командир очень удивился такому поведению бандитов. Почему оуновцы не стали стрелять и чего они ждут? Он тоже приказал не стрелять и, стоя за броневым щитком бронетранспортера, крикнул:
– Кто вы такие? Почему с оружием? Я командир роты Красной армии старший лейтенант Юрков. Кто ваш командир? Прошу выйти и дать пояснения. В противном случае я открываю огонь на поражение!
В 41-м, да и позже, тоже в подобной ситуации Юрков не стал бы ждать и церемониться и приказал бы открыть огонь, но сейчас ситуация была иной. Красная армия стала сильнее, она наступала и наступала. И победы делают солдата более снисходительным к врагу, даже к ненавистному врагу, если он готов сдаться и вымаливать себе жизнь. От деревьев отделился безоружный темноволосый человек с выпуклыми глазами, который шел быстрым шагом, держа руки чуть на отлете, демонстрируя, что оружия у него нет. Остановившись в трех шагах от бронетранспортера, он громко спросил:
– Я могу подойти к вам ближе? Это важно. У меня важные сведения для советского командования.
– Что, жить очень хочется? – крикнул старший лейтенант. – Чуть петух жареный в одно место клюнул, так у всех сведения, все не стреляли, а лишь окопы рыли или борщ варили? Если вы здесь командир или старший, прикажите своим людям выходить, складывать оружие на середину поляны и безоружными отходить и строиться справа у деревьев. Сдавшимся гарантирую жизнь. Все, кто окажет сопротивление, будут уничтожены.
– Вы меня не поняли, – громко заявил Коган. – Мне нужно срочно вам передать важные сведения для командования. Вас предупредили, что вы можете встретить здесь людей, которым нужно предоставить помощь и принять меры к сохранению полученных сведений.
– Повторяю приказ! – рявкнул старший лейтенант. – Или вы складываете оружие, или я прикажу открыть огонь!
– Твою ж мать, – проворчал Коган.
Он понимал, что в любом случае разоружение не помешает делу. Ему удастся убедить этого командира связаться со Смершем и передать сведения. А оуновцам в любом случае придется сложить оружие. Теперь, с приходом Красной армии, точно придется. Он повернулся к Вихору и крикнул:
– Леонтий, все в порядке. Можете разоружаться. Пусть ваши люди складывают оружие и отходят вон туда, к деревьям. Для вас война закончилась. Теперь мирную жизнь строить будем.
Вихор вышел на поляну, держа в опущенной руке автомат. Он что-то стал говорить бойцам, потом к нему подошел Петро. Коган не слышал разговора, но чувствовал неуверенность и напряжение. А еще слишком был напряжен этот старший лейтенант. Он, конечно, бравый вояка и смелый командир, но иногда этого мало для военного человека, для командира разведчиков.
Прошло не менее пяти минут, прежде чем Вихор первым бросил оружие на середине поляны и пошел, как было указано, к деревьям справа. Проходя мимо Когана, он угрюмо и недобро глянул ему в лицо. Вторым сложил оружие Петро и остался стоять, пропуская мимо себя бойцов, бросавших и бросавших автоматы, винтовки, пистолеты. Он говорил своим товарищам что-то ободряющее, кого-то хлопал по плечу, кого-то обнимал как брата. Юрков сверху не удержался от комментария и ехидно заметил:
– Ишь, как родные прощаются!
– А вы не думаете, что они и есть родные, вы не думаете, что их многое связывает? – спросил Коган.
– Убийства невинных и дружба с фашистами? – спросил старший лейтенант. – Хватит болтать! Положил оружие и в строй к остальным!
– Черт бы вас побрал с вашим упрямством, – проворчал Коган. – Выслушайте меня, прошу вас. Вам должны были дать пароль на случай встречи с нами.