Зловещий лабиринт

22
18
20
22
24
26
28
30

– Но я настаиваю! – воскликнул майор. – Я хочу танцевать с этой дамой, черт возьми!

– Майор, вы пьяны, – нахмурился Влад. – Не могли бы вы оставить нас в покое? Дама не хочет с вами танцевать, разве непонятно? Ведите себя достойно.

Майор начал закипать, ударил себя в грудь, стал уверять, что он боевой офицер.

«Только пушки кончились», – подумал Дымов. Оказаться в центре скандала как-то не хотелось. Отдавать Рамону в потные лапы – тоже. Девушка, склонив головку, наблюдала за поединком мужчин. Дымов перешел на вкрадчивый тон, поинтересовался, не хочет ли многоуважаемый офицер отправиться в штрафное подразделение – за поведение, недостойное представителя высшей расы? У него как раз есть знакомый командир штрафной части. А это вам не советский штрафбат, из которого теоретически можно выйти в живом виде. Немецкие штрафные части воюют до последнего – пока живы…

От майора удалось отвязаться – в нем проснулось-таки благоразумие. Отдыхающие за соседними столиками разочарованно отвернулись, они рассчитывали на захватывающий финал ссоры.

– А мне позволено пригласить на танец вашу даму? – ехидно осведомился Садовский.

– Уже мою? – пробормотал Влад.

– А чью же? Мы не слепые были сегодня на дороге. – Капитан осклабился. – Прошу прощения, гауптман, вырвалось. А то сидим, как привязанные, пьем мало, никакого движения. Неубедительно.

– Спросить у дамы разрешения не пробовали? – поинтересовалась Рамона с приклеенной улыбкой.

– Дама на задании, иметь свое мнение ей не положено, – отрезал Дымов. – Идите, друзья мои, развлекитесь, только никуда не пропадайте.

Причудливые пары топтались в сизом дыму. Полупьяные дамы висели на кавалерах. Те и сами были не лучше. Хрюкала пухлая особа, по телесам которой блуждали похотливые пальцы «молодого человека». Официант – анемичный малый со скорбной миной – по щелчку пальцев принес пиво. Дымов откинулся на стуле, стал тянуть надоевший напиток, одновременно оглядывая зал.

Танцор из Садовского был аховый, но капитан старался. Рамона тактично улыбалась, берегла свои ноги. Иногда она скашивала глаза, искала в дыму майора. Дымов злился: он что сюда, развлекаться пришел?

Людей в заведении меньше не становилось. Народ напивался, шумел – словно это последний день привычной жизни, завтра все рухнет в пропасть. И в чем-то люди были правы. Посетители разговаривали, Влад ловил обрывки бесед. Кто-то уверял, что Красная армия в наступление не пойдет, а если и пойдет, не беда – шесть раз получала по зубам, получит и седьмой. Кто-то хрипло кричал, что фюрер не умер, это советская пропаганда, разве фюрер может умереть? Рекой текли шнапс, пиво и какое-то липучее латвийское пойло, популярное у женщин.

Наглый белобрысый гауптман затеял драку с обер-лейтенантом, обоих вытолкали из заведения. У барной стойки сидели офицеры, бармен плескал им шнапс в рюмки. Эти люди уже надрались, но еще не теряли связь с реальностью. Там же толклись женщины. Уже знакомый толстобрюхий майор подкатил к даме, сидящей за барной стойкой, получил и от нее отлуп и, покачиваясь, побрел на улицу. Женщина обернулась, провожая его глазами, сделала брезгливое лицо. Она носила серый штатский костюм и явно отличалась от большинства присутствующих дам. Светлые волосы были коротко стрижены, красиво обрамляли лицо. Ее можно было назвать симпатичной, если бы не холодок в светло-зеленых глазах. Дама пришла без спутника – просто выпить и посидеть. На правой щеке выделялась родинка – интересной формы, вытянутая. Она не портила лицо, наоборот, придавала ему некоторую пикантность. Дама отвернулась, а Дымов застыл, включилась память…

Похожую особу, по словам доктора Гринбергса, звали Хильдой Маркс. У нее были светлые волосы, родинка, привлекательная внешность. Помощница профессора Абеля, чуть ли не научный руководитель, сведущий во всех делах патрона. Фрау Маркс принимала непосредственное участие в разработке оскарина, и кому, как не ей, знать о положении дел в лаборатории?

Майор вспотел, дрогнула кружка. Он сделал глоток, поставил ее на стол. Взгляд был прикован к спине посетительницы. Она сидела за барной стойкой, тянула напиток, думала о своем. Спина была неестественно прямой – эсэсовский мундир смотрелся бы на даме идеально. У людей подобной категории – пусть и причастных к науке или медицине – обязательно должно быть эсэсовское звание… «Что тут такого? – артачился здравый смысл. – Сидит женщина с родинкой. Мало ли женщин с родинкой? Каждая вторая в Германии – блондинка. С чего он взял, что она служит в СС? Это и не Германия вовсе, а Латвия, что мешает бабе оказаться латышкой? Но почему он так вспотел?»

Садовский, увлекшийся танцем, заметил что-то неладное и посмотрел на командира с интересом. Дымов указал подбородком, Садовский скосил глаза – и ничего не понял, что-то зашептал Рамоне в ухо. Девушка сделала озадаченное лицо.

Время шло. Табурет справа от блондинки еще никто не занял. Если займут – знакомство не состоится. Чем он рискует? Дымов выбрался из-за стола и зашагал к бару. Успел вовремя – мордастый тип с погонами обер-штурмфюрера уже собрался присоседиться к блондинке, но остановился, не доходя до нее, сделал обиженное лицо. Влад уселся, щелкнул пальцами:

– Любезный, французский коньяк!

Женщина покосилась через плечо. От нее пахло чем-то изысканным – если это слово применимо к немецкой парфюмерии. Впрочем, парфюм мог быть латвийским – та же рижская фабрика «Дзинтарс», переименованная в 40-м году в «Красную зарю», выпускала неплохую продукцию. Он не смотрел на женщину, погрузившись в собственные мысли. Выложил на стойку купюру, бармен нацедил в рюмку коньяку. Дымов отпил половину, поморщился. Поставил стопку и снова задумался. Женщина сидела рядом, они едва не касались друг друга плечами. Взгляд Влада напряженно созерцал пространство. Медленными глотками он допил коньяк и снова оцепенел. Непроизвольно дернулся, задел женщину.