Христианум Империум, или Ариэля больше нет. Том III

22
18
20
22
24
26
28
30

– Благородному рыцарю не понравилась сержантская работа? – иронично улыбнулся Эрлеберт.

– Ты лучше других осведомлен о моём высоком происхождении, – так же иронично заметил Северин. – Зачем тебе потребовалось браться за кайло? Смотри, сержанты уважать перестанут.

– Не научился ещё сидеть, пока другие вкалывают. Может, и никогда не научусь. А сержантам я постараюсь дать другие поводы для уважения ко мне.

– Кажется, влипли мы с вами в эту гору, ваше высочество. Выйдем отсюда лет через двадцать, седые, оборванные и очень довольные тем, что прорубили самый длинный в мире тоннель, который правда никуда не ведёт, но всё равно прекрасен.

– Мне нравится твой настрой, Северин. Я так понял, что ближайшие 20 лет ты жаловаться не будешь.

– Схожу за факелами. Эти сейчас потухнут.

– Подожди. Пусть потухнут. Помечтаем в темноте.

– Тогда надо Робера позвать. Он ещё и стихи напишет о гномах, которые вгрызаются в горы и мечтают при свете гаснущих факелов.

Эрлеберт ничего не ответил. Некоторое время они стояли молча, всё больше погружаясь в темноту. Факелы уже едва тлели и, наконец, потухли.

– Хотел проверить свою догадку, – сказал, наконец, Эрлеберт. – Смотри, – он показал на тонкий, едва заметный лучик света, который пробивался сквозь трещину в камне. – Похоже, мы не успеем поседеть в этом тоннеле. Теперь иди за факелами.

Когда Северин вернулся с огнём, они продолжили работу, и вскоре кайло принца проскочило в пустоту. Они пробили проход в другой мир. Отверстие было пока всего в кулак. Заглянув туда, Северин увидел сплошную стену ельника. Больше ничего не удалось рассмотреть, потому что в том мире стоял поздний вечер, хотя у них ярко светило солнце. Они расширили проход так, чтобы в него мог свободно пройти человек, но не полезли туда.

– Там не просто то, что за горой, там – другая реальность, прошептал Эрлеберт, когда они возвращались к своим. – Сегодня отдыхаем, ложимся спать пораньше, встаём на рассвете, в том мире будет примерно полдень.

Никому ничего не сказав, Эрлеберт объявил отдых, а на рассвете сам протрубил в рожек. Военные вскочили, как заводные, кладоискатели сидели на земле, ошарашено протирая глаза. Когда все наспех позавтракали, принц объявил: «Вчера мы пробили проход и сейчас идём туда, то есть вообще неизвестно куда. Кладоискатели свободны. С собой я вас не приглашаю, вас кроме золота ничего не интересует, а мы если найдём золото, всё до единого грамма сдадим в казну. Так что для вас нет смысла лезть в неизвестность. Но вам повезло, вы можете взять себе наших коней, это целое состояние».

– Кони нам самим могут потребоваться по ту сторону, – пробурчал Жак.

– Не могут. Там особо некуда скакать, – отрезал принц.

Кладоискатели заоблизывались, глядя на прекрасных коней, рыцари и сержанты быстро сняли шатры и собрали вещевые мешки. «Позвольте я пойду первым, ваше высочество», – холодно и бесстрастно сказал отец Пьер. Было трудно понять, то ли он спрашивает разрешения, то ли ставит в известность. Принц кивнул.

Священник перекрестился и сделал шаг в другой мир, все последовали его примеру. Они оказались на прилегающей к горе крохотной полянке, где с трудом уместились 9 человек. Вокруг была сплошная стена могучих елей, которые так плотно переплетались ветвями, что продраться через них казалось невозможным. «Помолимся, братья», – сказал отец Пьер и громко прочитал несколько молитв, все дружно крестились. Закончив молиться, они начали внимательно присматриваться к ельнику и вскоре Жак крикнул: «Сюда. Вот тут тропинка за этим деревом, только надо встать на колени». Отец Пьер сокрушённо покачал головой: «Господи, прости. Молиться надо было на коленях, как же я этого не понял. Теперь мы поневоле встанем на колени, только прошу вас, братья, вложите в это молитвенный смысл».

С лесом, через который они шли, что-то было не так. Вроде бы их окружали самые обычные деревья, но какие-то они были калиброванные, однотипные, так редко бывает в настоящем лесу. И птицы здесь не пели, здесь, похоже, просто не было никакой необходимости в птицах. А ветви по краям тропинки смыкались так плотно, что заглянуть в глубь леса было невозможно, как будто у этого леса не было глубины. И тропинка, вроде бы такая живая и естественная, шла как-то уж очень прямо, словно специально для них расстеленный ковер.

Эрлеберт подумал о том, что бывают дороги, имеющие собственное значение, помимо той цели, к которой ведут. Такие дороги сами по себе способны что-то подарить, на них надо быть очень внимательным. Эта дорога словно давала понять, что никакого собственного значения не имеет, она – лишь способ попасть туда, куда надо, и не стоит на неё отвлекаться, больше смысла в том, чтобы заглянуть в собственную душу и приготовить себя к цели пути.

Эрлеберт вспомнил, что перед экспедицией мама рассказала ему о своём детстве и предположила, что там, куда он отправляется, ему может быть суждено встретить свою бабушку. Принц немного боялся этого. Он никогда не знал ни бабушек, ни дедушек и вообще не представлял себе, что значит иметь их. Словосочетание «мама мамы» звучало для него довольно странно. И вместе с тем волнующе. Это как будто ещё одна мама. А маму он очень любил и встреча с бабушкой обещала удвоить эту любовь, но ведь могла и разочаровать очень сильно. И всё-таки в лесу было логичнее бояться волков, а не бабушек. Эрлеберт понимал, что золото драконов не единственная, а может быть и не главная цель их экспедиции, а потому он мог позволить себе очень сильно захотеть увидеть бабушку. И, подняв глаза, он увидел, что тропинка упирается в куст великолепных и необычных роз – синих и красных. Цветы были очень крупными, каждый из них словно являл собой законченное произведение искусства, но вместе с тем эти розы выглядели очень естественно и безусловно были живыми, пожалуй даже чуть живее живых.