Миссис Марч

– Что случилось с твоим ухом? – спросил дьявол, проводя тем же желтым ногтем по мочке ее уха.

– О, я его обожгла, но сейчас все в порядке.

– Правда?

Она поднесла пальцы к мочке и попробовала корочку.

– О, странно, – сказала она. – Я думала, что оно уже зажило.

Корочка на мочке треснула и отвалилась, подобно тому, как качающийся зуб вываливается из лунки. Она вручила эту корочку дьяволу, чтобы он ее осмотрел. Он забросил ее себе в рот, прожевал, проглотил, а она посчитала это грубым.

– Прости, – громко сказала она. – Меня кто-то зовет.

Он с любопытством посмотрел на нее.

– Никто тебя не зовет, – заявил он.

– Зовет, из коридора.

– В коридоре никого нет.

Она открыла глаза, и оказалось, что она стоит в спальне, положив руку на ручку двери. Было темно, если не считать тусклого лунного света, просочившегося сквозь плохо задернутые шторы, а также полоски, пробившейся под дверь спальни из коридора.

Миссис Марч медленно повернула ручку и открыла дверь спальни. Кто-то стоял прямо за ней – какая-то темная фигура маячила в тени и смотрела на нее, оставаясь неподвижной. Она сделала шаг назад, хватая ртом воздух, затем прищурилась, пока ее глаза привыкали к темноте. Джонатан. Он стоял странно прямо, огромные пустые глаза смотрели мимо нее.

Она опустилась перед ним на колени. Он все так же куда-то смотрел широко раскрытыми глазами и ничего не видел. Она потрясла его. Он моргнул, испугался и заплакал. Она обняла его или скорее это он обнял ее, его дрожащее тело прижалось к ее собственному, и тут она заметила, что в кабинете Джорджа горит свет. Они с Джонатаном так и стояли какое-то время, обнимая друг друга, пока она смотрела на пробивавшийся из-под двери кабинета свет.

Глава XXV

Следующие несколько дней миссис Марч каждый раз подпрыгивала от удивления, когда появлялся Джонатан – всегда казалось, что он возникает словно из ниоткуда. После этого она вспоминала, что его временно отстранили от занятий в школе, и пыталась поговорить с ним, но Джонатан, как и его мать, не очень любил болтать и не был склонен к разговорам. Он часто избегал встречаться с ней глазами, но когда все-таки на нее посмотрел, она задумалась о том, на что намекала директриса. Она размышляла о том, насколько вообще возможно знать восьмилетнего ребенка.

Не совсем представляя, что с ним делать, она купила ему цветные карандаши и книжки с картинками, а потом попросила Марту носить в его комнату подносы с бутербродами и фруктами. Однажды утром она отвела его на каток Уоллмен-Ринк. Стоял холодный, ясный январский день, казалось, что лазурное небо окрашивает в голубой цвет здания вокруг.

Ожидая, пока Джонатан наденет коньки, она внезапно услышала рядом голос – безумно орущий мужчина выскочил из-под деревьев, окружавших каток, и побежал к ней. Миссис Марч застыла на месте, сжимая горностаевый палантин. Потом она поняла, что он держит на руках маленького сына и рычит в процессе игры с ним, а ребенок визжит от удовольствия. Она им улыбнулась, при этом сердце так сильно билось у нее в груди, что стало больно ребрам. Ей потребовалось приложить усилия, чтобы взять себя в руки и ослабить хватку – мех уже сильно смялся. Джонатан, пошатываясь, вышел на каток.

Она стояла у края катка, наблюдая за сыном, и внезапно увидела среди зрителей знакомое лицо – мать одного из одноклассников Джонатана. Вначале миссис Марч попыталась спрятаться от этой женщины – прижала ладонь ребром ко лбу, словно закрывала глаза от солнца, но, к сожалению, ее заметили.

– Это я! Маргарет, Маргарет Мелроуз. Я – мама Питера.