Положение казалось безвыходным.
Неужели я должен убить человека, англичанина, или должен сам бесславно, бессмысленно погибнуть, раздавленный матросскими сапогами на пороге спасения, свободы, любви?.. Серафина… Их лодка одна уйдет в чужие края… А я…
Резкий голос крикнул:
— Назад, — взять его живьем.
Меня потащили на верхнюю палубу.
Должен ли я рассказывать, как мне — недавнему жалкому пленнику — в восторге благодарности чуть не вывихнули руки, славя во мне спасителя?
— Да, мы должны вас величать, все равно как архиепископа Кентерберийского. Позвольте представиться — штурман Себрайт. — Капитан пошел к своей миссис. Ей не понравится, что его маленько потрепали. Нам теперь приходится держать ухо востро. Она, видите ли, племянница мистера Перкинса, — тараторил Себрайт, — мистера Перкинса из Бристоля, нашего хозяина. Он методист. Но, черт побери, надо знать меру. Она способна превратить корабль в часовню.
Я сидел на свернутом канате, склонив голову на колени.
— Ну, ребята, пошевеливайся — распоряжался Себрайт. — Надо привести корабль в порядок. Наша добрая старая палуба совсем затоплена. Это все моя выдумка — угостить проклятых "даго" кипятком. Повар нагрел воды, да вот кишка слишком рано лопнула. Только одна лодка успела отведать угощенья. А слышали, как они визжали, — точно поросята?
Так значит то, что я принял за кровь, было водою из лопнувшей кишки.
Наконец мне удалось ввернуть два слова о Серафине.
— Как — дама? Эй, ребята, тут должна быть лодка с одним "даго" и женщиной. Взять их на палубу, — поняли?
— Есть.
Себрайт опять заговорил со мною. Рассказав мне о взятом ими пленнике "долговязом, весьма комичном парне с длинными буклями, как у старой девы", он объявил, что должен идти с рапортом к капитану Вильямсу. Это имя меня поразило.
— Вильямс? Мы на "Лионе"?
— Конечно. Едем в Гавану.
"Увы", — раздался рядом со мною жалобный вздох. Растерянный, хриплый голос дважды повторил по-испански: "О, мое поруганное величие. Мое бедное горло".
Два матроса вели ободранного пленника, в котором я узнал Мануэля дель-Пополо. При виде меня он отскочил назад и крикнул:
— Это… Это… чудо… это дьявольское наваждение… вы… вы…
Голос его упал до шепота.