— Вперед, Кастро, — крикнул я.
— Ха!
Мы с яростью налегли на весла.
Шел рукопашный бой. Очевидно, пиратам удалось абордировать корабль. Не было слышно выстрелов. Ничего не было видно — даже парусов.
Мы словно спешили в смертельную схватку голосов и теней. Отчетливо раздавались крики ярости, ободрений, злобы, бешенства и боли. Визги, вой, стоны… И вдруг, приближаясь к кораблю, но еще не видя его, мы едва не натолкнулись на лодку. Она, казалось, была выбита из боя. Весла болтались, люди в смятенье давили друг друга.
Над мешаниной тел выпрямившись стоял на корме высокий человек и с неистовой руганью потрясал над головой кулаками.
Туман редел. Перед моими глазами неподвижным призраком встал знакомый корабль. Зловещий шум стоял на палубе. К левому борту пугливо жалась стая пустых лодок. Несколько опережая нас, большая лодка, полная гребцов, подходила к кораблю с тылу. "Смерть! Смерть!
— Держитесь, ребята! — крикнул по-английски бодрый голос на корме.
Мы из последних сил налегали на весла.
— Готовь пистолеты, Серафина, — сказал я.
— Готовы, Хуан.
По сей день мне не верится, что человеческие руки могли гнать челнок с такой быстротой. Он летел как пушечное ядро. Я едва успел взять пистолет, протянутый мне Серафиной. Кастро бросил свое весло и словно кошка согнулся над бортом уже приставшей к корме корабля лодки. Пираты удачно закинули канат и в угрюмом молчании поднимались на ют. Один уже перекинул ногу через перила.
Кастро знал, что он делает. Его единственная рука схватилась за румпель и быстро тянула вперед нашу скорлупку. Онемевшие от изумления испанцы, повернув головы, смотрели на нас.
Живя у Макдональда, я со скуки упражнялся в стрельбе и стал хорошим стрелком. Лугареньос, столпившись в своей лодке, успевали только вопить от ужаса. Два или три прыгнули в воду, точно лягушки, потом один запищал совершеннейшей крысой.
Кастро, между тем, изловчился ножом перерезать их канат у самого кольца, а так как корабль все время продолжал тихо плыть вперед, лодку нападавших откинуло назад. Она легко проскользнула между кормою и нашей скорлупкой. Я послал им вслед мой четвертый заряд и в ответ услышал жалобный стон: "Пощады, пощады! — сдаемся".
Оставив Кастро и Серафину, сам я вскарабкался по канату на ют. Высокий лугареньо, прыгнувший на борт, чтобы спастись от моих пуль, прокричал товарищам:
— Бегите. Все потеряно. Еретики стреляют с моря.
Дальше произошло нечто невероятное.
Увидев меня, незнакомца, дюжий матрос, только что не без моей помощи расправившийся с пиратом, кинулся на меня и стал меня душить. Мы сцепились, поскользнулись и упали в какое-то горячее месиво.
Я никогда не думал, что кровь так долго может сохранять свою теплоту. И количество ее было ужасающее. Вся палуба дымилась. Мы катались под ногами у толпившихся матросов. Я пробовал кричать и не мог.