– Не умирал, не знаю, – ответил Злобин. – Как фамилия?
– Рядовой Зорин. – Парень вытянул руки по швам и явно пожалел о своей минутной слабости.
Ведь в мире есть вещи и пострашнее несуществующих вампиров.
– Не о том думаешь, рядовой Зорин. Ты должен размышлять о том, как лучше службу нести, чтобы враг не прошел. А легенды и трудности жизни после смерти оставь фантастам. Не трусь, боец. – Майор дружелюбно улыбнулся. – Прорвемся. Нам бы ночь простоять, а уж день мы как-нибудь продержимся.
– Вот то-то и оно, товарищ майор, что ночь только начинается. – Боец попятился и растворился в сумраке.
Хлопнула дверь под витражом – офицеры вернулись с перекура.
Ночью Вадиму не спалось. От матраса исходил неприятный запах. Ему хотелось надеяться, что это не клопы.
Чмокал губами и бессвязно ораторствовал Пашка Куделин. Как-то угрожающе похрапывал майор Поляков.
«Все мы стали заложниками замка. Он приковал нас к себе невидимыми цепями, и отсюда никому уже не вырваться», – вдруг подумал Злобин.
В голову ему лезла всякая посторонняя чушь. В зарешеченное окно заглядывала полная луна, по полу струилась серебристая лунная дорожка. Голова была такая же пустая, как прохудившийся бак.
В этой комнате с дефицитом мебели прошлой ночью спали эсэсовцы, теперь большей частью мертвые. В пространстве витал душок какой-то иностранной нечисти, словно фашисты оставили советской контрразведке частичку себя.
Спокойствие не приходило. Сон не шел даже сейчас, в третьем часу ночи. Забыться, отдохнуть, видимо, не судьба.
Вадим поднялся, на цыпочках подошел к окну.
Зашевелился, позвал маму Никита Баев. Этот парень из Брянска до войны служил в милиции, потом, осенью сорок первого, угодил в мясорубку под Можайском. Как ни странно, он выжил, стал начальником караула при военной прокуратуре, окончил ускоренные офицерские курсы, перешел на службу в органы.
Окно было мутное, решетка препятствовала обзору. Черной стеной стояли деревья. Между замком и лесом вилась змейка подъездной дороги.
Вадим проверил фонарь, вышел в холл. В районе пандуса шевельнулось непрозрачное тело.
– Спокойно, боец, свои.
В холле царила какая-то первозданная звенящая тишина. Поблескивали витражные окна, пропуская урезанный лунный свет. Камин еще не прогорел, тлели угли, испуская мерцание. На другой стороне холла выделялись очертания каменной лестницы. Шаги гулко отдавались в тишине.
Майор подошел к лестнице, взялся за округлые перила. Часовой смотрел на него и помалкивал. Злобин поднялся на второй этаж, замер у темного прохода.
С высоты парадный зал казался еще обширнее. С потолка свисала массивная люстра, давно утратившая свое значение, дрожали лунные завихрения в районе западного выхода. Часовой на всякий случай застыл по стойке «смирно», почти сливался с провалом проема. Злобин повернулся, шагнул в коридор, включил фонарь.