Лейтенант Маркин прыгал через ступени, ушел в отрыв, кричал, чтобы не толпились, помнили про панцерфауст. Бойцы перебегали по одному, корчились за массивными перилами. На втором пролете дым рассеялся, в мареве мелькали люди. Вадим припал к стене, чтобы отдышаться.
Лейтенант Маркин выбежал в коридор с лестничной площадки, ударил из автомата. Противник отступал по коридору, огрызался огнем. Маркин метался под пулями, сыпал непечатной лексикой, которую в мирной жизни практически не использовал.
Кто-то из бойцов спохватился, втащил лейтенанта на лестничную площадку. Сам он ни за что не догадался бы это сделать. У парня был шок, он закатил глаза, сползал по стенке.
Красноармейцы ждали, пока взорвется граната, выпущенная из панцерфауста, но этот момент никак не наступал. Кучка диверсантов пятилась по коридору. Они не рисковали вбегать в комнаты, поняли, что это западня.
Старинные конструкции оказались не столь уж прочными. От взрыва гранаты повалилась колонна, загородила проход. С потолка сыпалась крошка, валились пласты штукатурки.
Автоматчики пошли вперед. Два бойца бросились в коридор, пробежали несколько метров вдоль стен, залегли. Третий распластался посреди прохода. Поднялись первые двое, добежали до рухнувшей колонны, укрылись за обломками. За ними пошли остальные.
Вадим бежал вместе со всеми. В спину ему пыхтел Поляков, натужно острил Никита Баев. Распугали, дескать, всех привидений.
Маркину требовалась помощь. Силы взвода поддержки стремительно таяли.
Снова разразилась заполошная пальба, кричали диверсанты. Скапливаться за колонной было недопустимо. Лейтенант Маркин надрывал глотку, приказывал своим людям рассредоточиться. Дым практически рассеялся.
Несколько эсэсовцев отступали по коридору, сдерживали натиск красноармейцев, не давали им поднять голову. Замыкающий споткнулся, а когда встал, товарищей рядом с ним уже не было. Диверсант заметался, вдруг проделал прыжок и пропал.
«Лестница в дозорную башню, – вспомнил Вадим. – Никуда этот фриц не денется, разве что с собой покончит».
Остальные немцы отступали, терялись в мареве. Они уже не стреляли. Возможно, у них кончились патроны. Затихли отчаянные крики, горстка фашистов свернула куда-то влево.
– Товарищ майор, там тупик, они не выйдут! – крикнул Куделин. – В дальних комнатах окопаются, мы их быстро дожмем!
Бойцы устремились вперед, прыгали через обломки колонны.
Злобин подбежал к ответвлению, ведущему в башню. Оттуда сперва хлестнула очередь, а потом завыли, заскрежетали ступени. Диверсант, угодивший в мышеловку, карабкался в башню.
– Эй, боец, стереги проем! – Вадим схватил за шиворот какого-то парня в исподней рубашке. – Да внутрь не лезь, просто охраняй, не давай фрицу выйти. С ним мы потом разберемся.
Коридор сменился помещениями. Мебель, накрытая чехлами, ковры, свернутые в рулоны. Немцы отступали, но еще пытались сопротивляться.
Юркий боец, кувыркаясь, влетел в комнату, швырнул гранату. Подпрыгнуло массивное кресло, развалилось на части. Хрипящий диверсант рухнул на пол и схватился за живот. Осколок поразил его в брюшную полость. Он ползал по полу, медленно умирал, и никому до него не было никакого дела.
Автоматчики прорвались в смежные помещения. Диверсантов осталось двое, они вяло отстреливались. Красноармейцы шли перебежками, на них покрикивал неутомимый Маркин.
У Вадима кружилась голова. Он порядком надышался дымом, глаза его слезились от раздражения.