– Эй, сдавайся, – процедил Вадим. – Двигай сюда, стрелять не будем. Только без глупостей.
– Ты сейчас сам сморозил глупость, командир, – заявил Кустовой. – Как он подойдет? Стоит-то с трудом. Мы его не вытащим, тут лассо нужно.
Диверсант оскалился. Он стоял на дрожащих ногах, еще удерживал равновесие, но уже как-то вибрировал, терял устойчивость.
– Ладно, кончай его, – проворчал Вадим.
Кустовой дважды выстрелил. Нога немца уже соскользнула в пропасть, и пули лишь ускорили его падение. Диверсант с воплем сверзился вниз. Тело ударилось о каменную отмостку, проложенную вдоль здания.
Боль в голове сверлила череп Вадима. Он словно в воду нырнул и стал жертвой кессонной болезни. Майор прижался к косяку, рвотные спазмы опять крутили горло. Ядовитого дыма он наглотался вдоволь. Впрочем, как и все, кому посчастливилось выжить.
Злобин добрался до раскрытого окна, подышал полной грудью. Потом он поволокся по коридору к бойцу, стерегущему проем. Тот сидел на корточках, прислушивался. Из башни не доносилось ни звука.
– Что скажешь, товарищ солдат?
– Там он, товарищ майор, – прошептал красноармеец с веснушками на носу. – Пять минут назад хотел вырваться, спустился вниз и открыл огонь со ступеней. Я его обратно загнал, а потом гранатой придал ускорение. Там он был, возился, кряхтел, бормотал что-то ругательное.
– Но сейчас молчит.
– Сейчас молчит, – подтвердил боец.
– Не мог прыгнуть с башни?
– Что вы, товарищ майор. В такие окна только ребенок пролезет. А этот гад здоровенный, орясина плечистая.
Что верно, то верно. Сбежать из этой западни диверсант не мог. По-видимому, он не горел желанием сводить счеты с жизнью.
– Эй, выходи! – крикнул по-немецки Вадим. – Гарантируем жизнь! Выброси оружие и спускайся с поднятыми руками!
Подбежал еще один боец, красноармеец Зорин, вопросительно воззрился на майора. Тот прижал палец к губам, жестом приказал всем отступить. Фашист, загнанный в западню, мог приберечь гранату.
– Не стреляйте, выхожу! – донеслось из глубины башни.
Немец действительно вышел, предварительно выбросив автомат. Он тяжело спускался по лестнице, кряхтел, выбрался, прихрамывая, в коридор, поднял руки. Пленник был сравнительно молод, русоволос, с землистым лицом. Глаза его отрешенно смотрели в пол.
К нему подбежал боец с веснушками, ударил в грудь прикладом. Немец пошатнулся, ноги его подломились. Зорин схватил диверсанта за шиворот, удержал. Тот закашлялся, выплюнул сгусток крови.
Бойцы обшарили эсэсовца в звании обершутце, выбросили из карманов сигареты, носовой платок, блокнот, фотографию девицы – красотки с неприятным лицом и мелко завитыми кудряшками. Они заставили его стянуть сапоги, проверили, нет ли чего в них, потом разрешили обуться, вынули ремень из штанов, стянули руки в запястьях.