– Я снова в потемках, командир. – Кустовой схватился за голову. – Они не могли прибыть от Рейзинга. Его парашютно-десантный батальон уничтожен двое суток назад.
– Они не от Рейзинга. Ты плохо соображаешь. Они прибыли из Венгрии, с оборонительного рубежа, где у них главный мозговой штаб. Связь с Рейзингом имелась, о его разгроме они знали. Ланке был в курсе насчет того, где спрятаны материалы, хотя бы примерно, эти же ни черта не знают. Отсюда допросы пленных. Зачем это нужно сведущим людям? С Ланке они не контактировали, полагались на диверсантов. Потом кусали локти. От крота узнали, что диверсионная группа погибла, а мы ничего не нашли. Я уверен, что эти гады спрыгнули с самолета и отправились на перехват группы Гавриловича. Мы уедем, и они перевернут замок вверх дном. Диверсанты в тумане, понимаешь? Им поставлена задача, вот они и хитрят, не знают, с какого конца браться. Подкинул же господин Кунце ребус, паршивец.
– Командир, так мы молиться должны на эту полоумную девчонку.
– Да, получается так.
Станка сидела на корточках, прижалась к дереву, обнимала себя за плечи. Вадим подошел к ней. Девушка напряглась, поднялась. Он улыбнулся, как уж мог, погладил ее по волосам, поколебался, приобнял и поцеловал в щеку, не придумал другого способа выразить благодарность.
Девушка задрожала, но, вместо того чтобы убежать, вдруг прижалась к майору и издала протяжный стон. Ее руки гладили его спину. Вадим застыл, не знал, как поступить. Это было странно, до чудовищности неловко, анекдотично. Они боялись пошевелиться, застыли.
– Ну вот и все. Начинаются телячьи нежности, – беззлобно проворчал Кустовой. – Выбора нет, командир. Теперь ты как порядочный человек должен на ней жениться. Везет же некоторым на слабый пол.
Вадим вышел из оцепенения, погладил Станку по затылку, отстранился от нее. Она заволновалась, снова прижалась к нему, потом вздохнула как-то обреченно и отошла в сторону.
– Что теперь делать, командир?
В замок они вернулись той же дорогой.
У Вадима возникло ощущение, будто из леса за ними кто-то наблюдал, крался следом, вынашивал коварные планы. Глаза его скользили по гуще растительности, дикое чувство усиливалось, холодок полз по позвоночнику.
Но это наверняка был ложный страх. Люди фальшивого Гавриловича никак не могли сюда забраться. Их было мало, они сконцентрировались в замке и меньше всего расположены были распылять силы. Какая-то гиблая мистика окружала эту древнюю глыбу, стоявшую на краю террасы.
Рядовой Семушкин впустил их по первому зову, сразу же запер дверь. Глаза его настороженно бегали.
Станка дрожала, всматривалась в разбитую пулями дверь. Майору казалось, что она может видеть даже в абсолютной темноте, прямо как кошка.
– Нагулялись, товарищ майор? – осведомился боец.
– Происшествий не было, Семушкин?
– Нет, все спокойно. Из леса никаких звуков, кроме тех, которые вы производили. Десять минут назад двое парней из тех, которые прибыли с майором Гавриловичем, выходили покурить. Стояли, дымили, байки травили. Мне папиросу предложили, но я отказался. На посту нельзя, это нарушение устава. Компанейские ребята, рассказали забавную историю. Они после освобождения Одессы на Привозе у жадной торговки курицу покупали, а она им сдачу немецкими марками навяливала. Покурили и ушли спать. Больше никого. Только филин в лесу иногда покрикивает, по мозгам, зараза, бьет.
– Да уж, ребята точно компанейские, – пробормотал Кустовой.
Вадим чуть поколебался и не стал посвящать часового в страшную истину. Хотели бы эти ребята его убить, сделали бы это запросто, без всяких сложностей. Оно им ни к чему. Утром офицеры контрразведки Смерш и настоящие бойцы Красной армии покинут замок.
– Не говорил им, что мы ушли в лес?