Каменное дитя

– Иврит? – переспросил Харрис. – Ты знаешь, что это значит?

– Особо ничего, – ответила Мэгги. – Это просто буква, называется «Хет».

– Хет? – повторил Эдди. – А зачем, по-твоему, её вырезали на статуе?

Мэгги покачала головой.

Харрис недолго подумал и повернулся к Эдди.

– Где, ты сказал, твои родители купили эту книгу?

– На ярмарке антиквариата Блэк Худ, несколько месяцев назад вроде, – ответил Эдди. – Это к северу отсюда, рядом с горами?

– Как она, интересно, там оказалась? – продолжил размышлять вслух Харрис. – В смысле логично предположить, что Натаниэль Олмстед хотел бы оставить её в подвале вместе с остальными рукописями, разве нет?

– Есть лишь один способ выяснить. – Мэгги протянула ему ручку и лист бумаги. – И давайте поторопимся, пока наше отсутствие не заметили.

– Давайте расшифровывать все вместе, – предложил Эдди, доставая тетрадь, и повернул «Загадочную рукопись» так, чтобы всем троим было видно.

Следующие два урока они корпели над шифром. Заслышав чьё-то приближение, они вскакивали из-за стола и прятались в проходах между стеллажами, затем, убедившись, что опасность миновала, возвращались к переводу. Покончив с очередной страницей, они зачитывали вслух каждый свою часть и приступали к следующей. Так, медленно, но верно, история начала складываться.

Поначалу рукопись представляла собой стандартный набор автобиографических фактов. Читать их было интересно, но Эдди искренне не понимал, зачем Натаниэлю понадобилось их шифровать. Признание, что он допоздна зачитывался романами о привидениях, едва ли тянуло на скандал.

Затем Эдди узнал об Олмстеде нечто новое.

Натаниэль никогда не верил, что ему хватит таланта стать писателем, и считал все свои идеи банальными. Вдохновение он черпал в старых фильмах о чудовищах: откладывал каждую неделю деньги, чтобы посещать кинотеатр в родном Ковенс Корнере, но, вернувшись домой и открыв тетрадь, он мог думать лишь о том, что увидел днём на экране. Перед старшей школой он увлёкся древней мифологией, працивилизациями и легендами народов мира, на основе которых было написано и снято множество знакомых ему произведений. Этот интерес довёл его до диплома колледжа Нью Старкхэма со специализацией в английском языке и истории. После он год путешествовал по всему свету, увидел египетские пирамиды, ирландские замки, венецианские каналы, ацтекские руины в Мексике, ледники Аляски и вулканы на Гаити. Он надеялся, что эти удивительные места вдохновят его начать писать, но по загадочной причине все его попытки можно было отнести разве что к путевым заметкам.

Пришла пора Мэгги читать свой отрывок, и Эдди невидяще уставился на волнистый рисунок древесины столешницы. Под воздействием её голоса перед его внутренним взором вставали описываемые Натаниэлем картины. В какой-то момент ему почти стало казаться, что писатель рядом.

Наконец моё путешествие привело меня в Карпатские горы Румынии. Я остановился у друга по колледжу, который работал над научным трудом в бухарестском университете. Однажды я отправился на поиски одной антикварной лавки, специализирующейся на артефактах – оберегах от вампиров, свернул куда-то не туда и заблудился. Почти час я бродил по напоминающим лабиринт улочкам и проулкам, пока не наткнулся на старуху, выставившую прямо у задней двери своего дома ящик со всякой мелочью на продажу. На вид это всё были самодельные украшения. Я не знал её языка, но понял, что она предлагает мне что-нибудь купить. Так как с собой у меня была небольшая сумма, которую я надеялся потратить в антикварной лавке, я стал отнекиваться, но она настояла, чтобы я изучил одну конкретную безделушку. Схватила меня за руку и всучила что-то маленькое и металлическое. На длинной блестящей цепочке из серебра висел кулон около шести дюймов в длину, лёгкий, как пёрышко, и страшно холодный. Плоский и волнистый, как извивающееся тело змеи, он был странной формы: один конец широкий и прямой, как ложка или небольшая лопата, а другой – заточенный, как ручка.

Я понятия не имел, что это такое, но стоило мне взять его в руки, и я уже не мог с ним расстаться. Я достал кошелёк, но старуха замотала головой, не принимая денег. Сказав что-то на своём языке, она развернулась и скрылась в тёмном дверном проёме, оставив меня в одиночестве посреди переулка.

Слушая Мэгги, Эдди вдруг заметил, что светлые и коричневые линии древесного рисунка на поверхности стола стали складываться в лицо. Длинные тёмные изгибы превратились в пряди, свесившиеся за край столешницы. Они обрамляли круг из светлой древесины, на котором проступили резкие как у черепа черты: тонкий, злобно искривлённый рот и пустые глазницы, глядящие прямо на него. Сердце Эдди быстро забилось, заревевшая в ушах кровь заглушила голос Мэгги.

Казалось, лицо двигается. На секунду оно будто улыбнулось. Затем открыло рот.

Эдди отшатнулся от стола и, вскочив, в ужасе начал: