Лидия взяла его. На миг руки матери и дочери соприкоснулись, их взгляды встретились.
Мама, милая мама!
Зиссель, девочка моя! Спасибо тебе! Спасибо!
Опираясь на подушку, Лидия сидела на циновке в кустах и кормила Менахема. Она низко склонилась над ним, бережно подложив руку ему под голову, как ракушку.
Дина внимательно следила за ней.
Она вспомнила спящую женщину в хижине рядом с домом плетельщика. У нее во дворе лежала коза с козлятами. Дина еще едва не запнулась о них. У той женщины тоже были длинные темные волосы, только у кормилицы они неопрятно торчат из-под тусклого платка. Кроме волос она больше ничего тогда и не видела, ведь женщина лежала к ней спиной. Да и длинные темные волосы – не бог весть какая примета, такие есть у многих.
Почему же ей теперь вспомнилась та женщина в хижине?
Что-то общее было у нее и с этой девчонкой-целительницей, и с ее прислужником… Запах! От всех троих шел один и тот же отталкивающий запах!
Она не сразу узнала его, но вдруг ее осенило.
От них несло козой!
Дети Лидии
Прибыли двое солдат с носильщиками, притащили паланкин с горой подушек и шкур. Брахе помогли забраться внутрь. Она положила свою заплаканную щеку на мягкую подушку и позволила прислужницам себя укрыть.
Лидия встала и подошла к Дине. Менахем, утолив наконец голод, спал у нее на груди. Лидия поклонилась.
Брат Дины подошел к ним и выжидающе посмотрел на женщин.
– Госпожа, желаешь ли ты, чтобы я несла твоего племянника? – спросила Лидия, потупив взор.
Зиссель встала и замахала Иавину, чтоб подошел. Она видела: глаза матери лихорадочно блестят, руки дрожат. Она, должно быть, валится с ног от усталости.
Иавин тут же перевел ее слова.
– Да, конечно, – испугалась Дина.
– Да, конечно, – поспешно согласился ее брат.