Парень с большим именем

22
18
20
22
24
26
28
30

— Есть на деревне по два, по три здоровых мужика в доме, а не много лучше нашего живут.

Перед сном Афонька проведал мерина, принес ему сена, хлопал конягу по костлявой спине и говорил:

— Худой… И тебе достается, и тебя земля тянет. Тяжелая она, если не умеючи, не знаючи к ней подойти… Сарай вот перетряхнуть надо: сгнил. — Толкнул, проходя телегу: — Колеса расхлябались. Менять — двадцать пудов хлеба вези.

Старенькая изба, ворота на подпорках, маленькая грязная коровенка, за ними усталая мать, оборванные Юрка и Варька глядели на молодого хозяина, и без слов понятно было, что придется ему работать, чинить, править, глаза в землю, некогда поглядеть вверх, по сторонам, некогда в Москву. Не отпустят туда старые хлевушки, разбитые колеса, не отпустит земля, не даст вывернуться из-под непосильной работы.

Когда и большой, и сильный будешь, все силы убьешь, а ничего хорошего, что на выставку везут, не вырастишь. Изъян в жизни есть. Не в земле дело, радостная она, добрая, не в ней гвоздь! Вихляется жизнь, как колесо разбитое, скрипит, а с места не съедет, без толку вихляется. Выдернуть надо из жизни больной гвоздь, а то весь измыкаешься безо времени, как вот мерин.

II

Все будни работает деревня Полые Воды в поле, на лугу, около дома, на мельнице, но как только праздник, в Полых Водах нет работы. Все отдыхают: и люди, и скот, и сохи, и серпы.

А вот станция Поляны никогда не отдыхает — ни в праздник, ни ночью, с тех пор как прошла здесь железная дорога и открыли семафор. Со всем светом связана станция рельсами и телеграфными проводами, не дают они ей покоя. Вечно бегает по путям дежурная «кукушка», расталкивает, передвигает вагоны, погромыхивает буферами. У дежурного по станции все ночи — огонь.

В воскресенье Афонька в Полянах — там проходят поезда на выставку в Москву. Афонька у знакомого кассира:

— Петр Семенович, на выставку бы как попасть. Охота…

— Куда задумал?.. Вот поедут из волости делегаты, просись, возьмут авось. Чего тебе там? Москву повидать хочешь? Сто́ит, сто́ит!

— И Москву, а главное — ошибку разыскать, какая в нашей жизни есть. Там народ будет разный, кто-нибудь и укажет. Упустишь этот случай, будет ли вперед? — И Афонька подробно рассказал кассиру про свои думы.

— Откуда ты, Афонька, таких забот и дум набрался, не по летам они тебе, рановато. А вообще говоря, правда, что деревня плохо живет и в дедушкиной хате душно ей.

— Пять лет за хозяина дом веду, ну эти мысли и выходил. Петр Семенович, поговори с мамкой, отпустила бы она меня.

Кассир обещал, он брал у Афоньки молоко и бывал часто.

— Почитай вот газетку про выставку и про крестьян, — сунул Афоньке номер «Смычки».

Забился парень за ящик на станции, читал: «Поднимем наукой и техникой коленопреклоненного перед землей крестьянина и сделаем его господином, владыкой над ней».

Под открытый семафор нырнул в Поляны поезд. Афонька побежал отыскивать вагоны на выставку.

— Товарищи, кто тут на выставку?

— Дальше киргизы едут с верблюдами.

Нашел Афонька киргизов. Сидели они в теплушке вокруг котла и ели горячий плов. Подивился Афонька, что летом в жару носят киргизы теплые ватные халаты.