— Денег мало, говоришь. Я за них с лошадью три дня работал, — продолжал рассуждать Афонька. — Дорого берете за билеты.
— Ты скоро? — Контролер стал грозен.
— Довези, мне попасть надо на выставку. Я за хозяина. Мамка и двое маленьких дома. Землю работать буду учиться, из бедности выползать. Не ссаживай, скоро ведь Москва.
— А в Москве куда ты без денег?
— Объясню все, небось пустят на выставку.
Пассажиры вступились за Афоньку, начали уж собирать деньги на билет.
— Пойдем, доедешь в вагоне с экскурсантами, там без билета можно. — И контролер отвел Афоньку в специальный вагон.
В вагоне ехал дедушка в лыковых лаптях и в синем домотканом кафтане. Из-под картуза лезут длинные седые волосы, обложили все лицо, торчат только нос да уши. Внимательные глаза прячутся за бровями, следят украдкой за всем.
Поглядел на дедушку Афонька, и сразу спокойней стало: «Не один я голая деревенщина, а и он тоже».
С десяток мужиков в черных суконных поддевках, в больших сапогах, видно, что не от сохи, имеют другой промысел. Из разговора узналось: знаменитые коневоды и овцеводы из Оренбургских степей.
Красноармеец сидел на сундучке, щипал маковку на шлеме и напевал. Учитель и двое учеников сельскохозяйственной школы с маленькими граблями на фуражках.
Афонька жевал черный хлеб.
— Безбилетный? — спросил красноармеец.
— Не хватило денег, немного не дотянуло.
— Ко хлебу-то у тебя, сынок, ничего нет? Вот попробуй! — Дедушка подал Афоньке красную сочную дольку арбуза вроде месяца, когда ему бывает половина. — С Волги я, арбузник. Целый мешок везу этого добра. На выставку едешь, тебя кто послал?
— Сам поехал. Корень искать, от которого бедность наша идет.
Красноармеец встрепенулся, отбросил шлем и придвинулся к Афоньке:
— От помещиков бедность наша. Они земли мужицкие сеяли.
— В нашем краю был всего один немудрящий помещик, пять годов его уж нет, смели, а народ все беден.
— На выставке будут разные ученые люди, они тебе все объяснят, — пообещал дедушка. — Москву ужо видно.