Майор Пронин и тайны чёрной магии

22
18
20
22
24
26
28
30

– Значит, так и будете других обманывать? – раздраженно спросил Оплачко.

– А ежели другие хотят, чтобы их обманывали, – снисходительно сказал Лещенко.

– То есть, как это хотят? – удивился Оплачко.

– А очень просто, – объяснил Лещенко. – Не всё то дорого, что правда. Вот, может, жена и знает, что муж её не любит, может он давно уже с другой живёт, а ей его любовь его дороже всего, ей хочется верить, что он её ещё любит, вот она и приходит ко мне, – как вы думаете, зачем?

– А зачем? – спросил Евдокимов. – Объясните, объясните, это даже интересно.

– А затем, чтобы я её обманул, – объяснил старик. – Приходит и просит: Тихон Петрович, погадай, скажи, может, он всё-таки любит ещё, может ещё вернется? И я, по – вашему, должен сказать: нет, не вернётся, не любит, оставь напрасные мечты. Во – первых, я этого точно не знаю, а во-вторых разве этого она от меня ждет? Разве она мне скажет за такой ответ спасибо? Да я и не скажу ей никогда, что непременно вернется. Я говорю так, как и следует говорить: либо дождик, либо снег, либо будет, либо нет, либо вернётся, либо не вернется, и на самом деле – вернётся, либо не вернётся, и она, по крайней мере, не опустит рук и даже поборется за любовь своего мужа и очень даже возможно, сохранит своим детям отца. А вы говорите – обман!

Он был совсем не глуп, этот знахарь, с которым Евдокимову пришлось встретиться в станице Улыбинской при исследовании самого прозаического дела.

– Да, вы настоящий философ, Тихон Петрович, – уважительно сказал Евдокимов, – ещё Пушкин сказал: тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман!

– Не знаю, – сказал старик. – Но только иной раз ложь полезнее правды, иной раз легче в пропасть столкнуть, чем правду сказать.

– Ну, знаете, если так оправдывать обман, – горячо воскликнул Оплачко, – тогда не нужно ни судов, ни прокуроров, ни следователей…

– А я и не говорю, что нужно, – насмешливо ответил старик. – По мне вас хоть бы и не было.

Он вдруг поперхнулся, точно почувствовал, что сказал лишнее, закашлялся, зажал бородку в кулак, пригладил её лёгким движением и слегка махнул рукой на Оплачко.

– С вами согрешишь!

Он подумал ещё и сказал уже совсем примирительно:

– А вообще я человек безвредный. Что даю? Соль! Поможет, не поможет, вреда от неё нет.

Он доверительно посмотрел на Евдокимова, потом на мгновение, быстро и небрежно оглянулся на Оплачко, и снова стал смотреть на Евдокимова, – он явно ценил их не на один аршин.

– Хотите, Дмитрий Степанович, я и вас научу колдовать? – спросил он даже с каким-то душевным расположением. – Не хочу от вас своих тайн таить, вы человек молодой, научу управлять любовью?

– Ну, уж и любовью? – усмехнулся Евдокимов. – Как же это можно?

– А очень просто – сказал Лещенко. – Посредством травок. Ударит любовь в голову, не находит себе человек места, всё кипит, бурлит, рвётся из груди сердце, а ничего не получается, – чем его поить? Хмелем. Это только в песнях поют про хмель любви, а действует он как раз наоборот. Видели у хмеля шишки? Вот их настой и надо пить от сильной любви. А если надо себя распалить, чтоб кровь ударила в голову, достаньте цветов шафрана, красные такие, красят они ещё сильно, настойте на водочке и пейте, ругать не будете…

Евдокимов засмеялся.