Это ощущение отчаяния, скрытого, подспудного отчаяния, не покидало ни на минуту. Оно заполняло нью-йоркские
И вот сегодня, ближе к вечеру, пробыв в Нью-Йорке уже четыре дня и так и не сообщив о своем приезде на Юг, родным, он шел по раскаленным от зноя улицам к дому Ричарда и Кэсс. Было решено повидаться, выпить по рюмочке, отпраздновать его возвращение.
– Рад, что вы считаете это поводом для празднования, – сказал он Кэсс по телефону.
Она засмеялась.
– Не очень-то любезно с твоей стороны. Можно подумать, что ты по нам совсем не скучал.
– Ну что ты! Конечно же, я хочу вас всех видеть. А вот что касается города, то по нему я совсем не соскучился. Вы хоть замечаете, каким он стал уродливым?
– И с каждым днем становится все гаже, – согласилась с ним Кэсс. – Прекрасный образец безумного свободного предпринимательства.
– Я хотел поблагодарить тебя, – сказал он, помолчав, – за то, что ты сообщила мне про Руфуса. – И подумал с неожиданной и резкой болью: никто, кроме нее, не догадался написать мне.
– Мне было ясно, что тебе надо об этом знать, – сказала она. Они помолчали. – Ты знаком с его сестрой?
– Слышал, что у него есть сестра. Но никогда не видел: в те времена она была еще малышкой.
– Теперь она совсем взрослая, – сказала Кэсс. – И кстати, в воскресенье будет петь в Гринич-Виллидж с друзьями Руфуса. Это ее первое выступление, мы обещали, что ты тоже придешь. Там будет и Вивальдо.
Ему опять вспомнился Руфус. Он не знал, что ответить.
– Она похожа на брата?
– Не сказала бы. Но что-то общее есть. – И заключила: – Сам увидишь. – Снова воцарилось молчание, и вскоре они, простившись, повесили трубки.
Оказавшись в доме, где жили Ричард и Кэсс, он вошел в лифт, назвав лифтеру этаж. За время своего долгого отсутствия он начисто забыл стиль поведения американских лифтеров, но теперь ему напомнили. Мужчина молча захлопнул дверь кабины и нажал кнопку. По характеру молчания можно было понять, что он не одобряет чету Силенски, а также их друзей и считает себя нисколько не хуже.
Эрик позвонил в дверь. Кэсс тут же открыла, сияя от радости.
– Эрик! – Она окинула его с головы до ног столь памятным ему доброжелательно-насмешливым взглядом. – Тебе жутко идет короткая стрижка!
– А тебе жутко идут длинные волосы, – парировал он. – Или они всегда были длинными? Когда долго не видишься, такие вещи забываешь.
– Дай-ка погляжу на тебя получше. – Кэсс втянула его в квартиру и закрыла дверь. Потом неожиданно подалась вперед и поцеловала его в щеку. – В Париже так принято?
– В Париже целуют в обе щеки, – ответил он очень серьезно.