– Ну, в принципе…
– Слушай меня: бери сразу коробку; вот здесь, рядом, гостиница, там девки свои, нормальные, не обнесут. Погуляй пару дней. Только на улицу не выходи. Там, по Амурскому бульвару, чуть дальше Дом быта – банька, джакузи, то-се, в двух шагах всего. Девкам скажешь, они тебя доставят. Деньги на обратную дорогу только сразу отложи. И гуляй…
– Вопрос можно?
– А то…
– Ты почему меня Альбертом Швейцером назвал?
– Так… Вон, смотри, – продавец бросил на прилавок книжку в черной глянцевой обложке. – Оставил кто-то. А мне по ночам делать нечего, я и прочел. Похож ты на него. Добрый, как дурак. Хочешь – бери.
– Не хочу. Читал.
– Значит, водки?
– Водки.
– Подожди, я тебе коробку запечатанную принесу.
– Не надо коробку. Бутылку.
– Зря. Дороже выйдет.
– А мы не ищем легких путей.
– Смотри, тебе жить. Только если бутылку, то вон там, в том отделе, у Верки.
– Слушай, что-то устаю я. Взбодриться бы. Тебя как зовут?
– Петр.
– Вот. Друг у меня есть, тоже Петром зовут. Давай-ка, Петя, выпьем да закусим. Ты как, а?
– Ну что… ладно, давай, Альберт, вон там проходи – и сюда. Сюда вот давай, – он открыл дверь в служебку. – Заходи.
Гурский прошел за прилавок и вошел в крохотную комнатку, где у стены помещался маленький диван, а напротив стояли два стула и стол, под которым дышала жаром «трамвайка».
– Держи, – Петр поставил на стол бутылку коньяку и миску с нарезанной толстыми ломтями красной рыбой. – Тебе пожрать надо, ты плывешь. Сколько квасишь-то?