Тишина в очередной раз воцарилась над заброшенным уголком пустыни.
Когда рев двигателей затих, Бруно Серафиан опустил голову на колени и впервые за много лет за рыдал.
Он не испытывал ни малейшего сожаления в отношении тех, кого в душе считал предавшими его, однако и не желал провести остаток жизни с тяжким грузом на плечах из-за стольких смертей.
Когда наемники улетели, последствия его ошибок стали казаться более сносными.
Напряжение последних часов спало. Осушив слезы, Бруно закрыл глаза и позволил сну завладеть собой.
Проснувшись, он оставался один последующие три дня. Его обеспечили водой и едой, однако никто к нему не приходил, и иногда ему казалось, что самолет забрал с собой всех обитателей этих мест.
Удивительными были эти три дня, подвергнувшие испытанию твердость его духа. Повсюду витал трупный смрад, по ночам слышно было, как шакалы грызут кости, а днем над скалистым массивом повисала звенящая тишина.
Наконец, когда он меньше всего этого ожидал, стройная фигура туарега вырисовалась на фоне неба.
–
– На грани умопомешательства. Где ты был?
– Спал.
– Что, целых три дня?
– Я тебе говорил, что мы, туареги, привычны как к тяжелым переходам, так и к длительному отдыху, все зависит от обстоятельств. Тебе что-нибудь нужно?
– Я нуждаюсь в компании. А где остальные заложники?
– В надежном месте, но, если я отведу тебя к ним, тебе придется бо́льшую часть времени провести связанным. – Он широким жестом показал на пустынный пейзаж. – А здесь я могу оставить тебя свободным. Не думаю, что тебе взбредет в голову бежать.
– Куда бы я мог бежать?
– Никуда, разумеется.
– А почему ты их не можешь освободить?
– Их слишком много, да и злятся они по поводу заточения. Не хочу рисковать.
– И каково их состояние?