– В Лазаревском районе опять ЧП! Село Куролесово. Кузнец, кулацкий прихвостень, с дрыном и топором председателя гонял, агитировал против колхозов и советской власти. Сейчас в милиции. Местный оперативник с ним работает. Давайте срочно туда. А то что-то не нравится мне эта массовость. Нам что, крестьянского восстания ждать? Нового Антонова?
– Разберемся.
– И по всей строгости. Не миндальничайте, Ермолай Платонович. Не время для гнилого либерализма. Оттуда доложите.
Я посмотрел на часы. Уж вечер близится. Сегодня в город я не вернусь. Да и ладно. Только опять дела там застыли без движения. Особенно по «Пролетарскому дизелю». Пока кулаков гоняем, там, не приведи господи, что-нибудь взорвут. Хотя местный опер и работает не покладая рук. И я ему парочку агентов подогнал – из самых надежных. Но только узнать ничего конкретного пока не получалось…
Глава 17
Моя машина с честью выдержала поездку по сельским дорогам. Хотя какие дороги – одно название.
Вот и Лазарево. «Эмка» остановилась около двухэтажного деревянного дома. Его первый этаж был каменным, дерево второго этажа потемнело от времени, резные наличники были выкрашены в ярко-синий цвет. У дверей стоял часовой рядом с табличкой «Отдел НКВД Лазаревского района».
Недавно я здесь был, когда случилось нападение на леспромхозовских инкассаторов. И вот опять.
Дежурный отрапортовал мне стандартно: сколько сотрудников по списку, сколько в наличии, и закончил:
– Идет плановая работа. Чрезвычайных происшествий не случилось.
– Что там за история с антисоветским дебошем? – спросил я.
Дежурный в двух словах объяснил ситуацию. Кузнец Акулов гонял дрыном по улицам селян. Особенно ему приглянулся председатель колхоза. Заодно повыбивал окна, повалил пару заборов, орал о чертовых колхозах. О том, как крестьянина грабят. И вообще, пускай отдадут его корову. И он в гробу видал и колхоз, и председателя, да и всю районную и выше власти.
Я зашел в кабинет для допросов. Уже немолодой, с печальными глазами и морщинистым широким лбом оперуполномоченный имел два кубаря в малиновых петлицах гимнастерки – сержант госбезопасности. Он узнал меня. Вскочил по стойке смирно и доложил:
– Товарищ капитан госбезопасности. Оперуполномоченный Тарасенко ведет допрос гражданина Акулова, подозреваемого в нападении на представителей советской власти.
На привинченном табурете сидел понурившийся мужик лет сорока. Невысокий, с узким морщинистым лицом, поджарый и худощавый – на первый взгляд казалось странным, что он молодецки гонял все село. Вот только руки его представляли собой туго свитые узлы из жил и вен, а ладони как лопаты. Наверняка очень физически силен – я таких засушенных гераклов много видел. С виду ничего особенного, а ручищами подковы гнут.
– Это кака така власть? – обиженно и сипло заворчал кузнец. – Это Санько-то Лохмач советская власть? Да он первый паразит на деревне! Власть, ха!
– А люди говорят, что ты на всю нашу советскую власть грязь лил. – Я примостился на отдельном стуле, переводя дыхание и расстегивая ворот косоворотки – в помещении было душно. – Ну и чем тебе наша власть не по душе?
– Мне? Обидно говорите, товарищ большой начальник! Да я за эту власть в Красной армии на Гражданской кровь лил!
– Так чего же ты орешь, что это не твоя власть? Что тебе колхозы не любы. Сам из кулаков?
– Я? Еще обиднее мне, члену комитета бедноты, такое слышать, товарищ начальник! Всю жизнь этими руками работал. Света белого не видел. А кулак – это наш председатель! Замаскировался. Трудодни только своей родне закрывает, а нам – с голоду подыхай. Ничего у него не допросишься, зато его жена в серьгах ходит, хвост пушит, как какая павлина заморская! Это что, такой колхоз и должен быть?