Матери-шимпанзе показывают эту способность каждый день в Треугольнике Гуалуго в Республике Конго. Во время выуживания термитов они отвечают на выпрашивания детенышей, передавая им инструмент или позволяя забрать его у себя из рук. Не каждая случайная палка или ветка обладает нужной формой и длиной, чтобы ею выуживать насекомых. Орудия, выбранные матерями, самые лучшие. Таким образом, вместо того чтобы предоставить детенышам самостоятельно заботиться о себе, матери обучают их. Они угадывают потребности своих обезьянят и заранее приносят к термитнику дополнительные инструменты. Обучение — еще одна область, в которой необходимо ставить себя на место другого, так как она требует от опытного учителя оценить неопытность обучаемого[390].
Расскажу об одном забавном случае, который показывает способность видеть чужими глазами с совершенно неожиданной стороны. В Национальном центре изучения приматов Йеркса я очень привязался к Лолите — самке шимпанзе, которая была звездой наших тестов на познавательные способности. Однажды Лолита родила малыша, и мне захотелось получше его рассмотреть. Это было непросто сделать, поскольку новорожденный — это всего лишь маленький темный комочек на фоне такого же темного материнского живота. Я подозвал Лолиту, она покинула свою компанию по грумингу и подошла ко мне. Как только она села передо мной, я показал на ее малыша. В ответ она взяла его правую руку в свою правую руку и его левую руку в свою левую. Может показаться, что это проще простого, но чтобы сделать так, ей потребовалось скрестить руки, поскольку обезьяненок прижимался к ее животу лицом. Ее движение напоминало движение человека, который скрещивает руки, чтобы взять футболку за нижний край и снять ее. Лолита медленно подняла детеныша, поворачивая его вокруг собственной оси, так, чтобы он оказался лицом ко мне. Вися у матери на руках, малыш теперь смотрел на меня. Этим изящным жестом Лолита продемонстрировала, что понимает, что мне будет интереснее посмотреть на ее новорожденного детеныша спереди, а не сзади.
Все это подводит нас к тому, что способность взглянуть на ситуацию с чужой точки зрения, представляющая собой огромный скачок в области социальных способностей, могла зародиться во взаимоотношениях матери и детеныша. Это также верно для эволюции социальности и совместной деятельности в целом. Например, я убежден, что количество чернил, потраченных учеными на описание «загадки альтруизма», могло быть намного меньше, если бы мы взяли в расчет, как мать обращается со своим отпрыском. Альтруизм загадочен только из-за нашего предположения, что животным незачем беспокоиться о других. Эгоизм — это путь к успеху, так зачем им заботиться о ком-то еще? Но большинство животных не следуют этому совету. Они предупреждают других о приближающихся хищниках, делятся едой с голодными, замедляют шаг, чтобы хромающие спутники могли за ними угнаться, и защищают друг друга от нападения. Известно, что человекообразные обезьяны даже прыгают в ледяную воду, чтобы спасти тонущего спутника или отогнать грозного хищника, такого как леопард. После этого они зализывают друг другу раны и отгоняют роящихся мух. Как объяснить такую заботу о других?[391]
Материнскую заботу в этой дискуссии старательно обходят стороной, несмотря на то что она в одно и то же время является самой впечатляющей и самой распространенной формой альтруизма. Самопожертвование во имя собственного потомства оказалось недостаточно загадочным, так что включение этой разновидности альтруизма в общую картину сделало бы ее менее однозначной. В результате мы все крутились вокруг странностей доброты у животных, не признавая ее продуктом существующей издревле заботы о детенышах. Эти корни имеют огромное значение, так как все случаи, когда млекопитающие выручают друг друга, особенно в ответ на признаки боли или страдания, повторяют нейронную схему родительской заботы[392].
Шимпанзе и бонобо по собственной инициативе утешают расстроенных собратьев, например тех, кто проиграл в драке. Они целуют, обнимают и вычесывают пострадавшего, пока он или она не успокоится. Таким же образом собаки лижут и мягко тычутся носом в плачущего человека или кладут голову ему на колени. Слоны урчат и вкладывают свой хобот в рот члена стада, которого напугал внезапный громкий звук. Ученые все больше признают выражения эмпатии у животных, и ее нейробиологические основы у разных видов совпадают. Первая научная работа по нейробиологии на эту тему посвящена взаимному утешению у степных полевок — небольших моногамных грызунов. После стрессового события один из партнеров в паре занимается грумингом со вторым. Так же, как впрыскивание окситоцина в ноздри усиливает эмпатию у мужчин и женщин, тенденция полевок унимать чужую боль, как выяснилось, зависит от уровня окситоцина в крови. Все это восходит к изначальной форме эмпатии: физическому утешению, которое матери млекопитающих предоставляют испуганным или раненым детенышам[393].
Единственный случай, когда матери с трудом удается утешить своего отпрыска, — это если она сама служит источником его дискомфорта. Этого никак не избежать, когда мать отучает его пить ее молоко, для чего самки человекообразных обезьян отпихивают детеныша от своих сосков. На протяжении четырех лет у него была возможность сосать грудь по первому требованию, а теперь мама крепко прижимает руки к груди. Конечно, она согласится немного покормить его после воплей протеста, но промежуток между отказом и согласием становится все дольше по мере взросления отпрыска. Мать и детеныш сражаются каждый своим оружием. Мать сильнее физически, в то время как у детеныша имеется хорошо развитая гортань (детеныш шимпанзе запросто может перекричать дюжину человеческих детей) и эффективная тактика шантажа. Детеныш выклянчивает грудь обиженными рожицами, хныканьем и, если больше ничто не срабатывает, истериками. На пике шумной демонстрации возмущения он или она давится воплями или выплескивает рвоту под ноги матери, угрожая ей самым страшным — пустой растратой материнского вклада. Из-за долгого периода грудного вскармливания у детенышей бонобо и шимпанзе появляется «кризис четырехлетнего возраста», похожий на человеческий «кризис двухлетнего возраста».
Одна дикая самка шимпанзе отреагировала на это актерство, забравшись высоко на дерево и сбросив оттуда своего сына, но в последний момент удержав его за щиколотку. Юный самец пятнадцать секунд провисел вниз головой, истошно вопя. После этого мама снова взяла его на руки. Она сделала это два раза подряд. Больше истерик он в тот день не устраивал.
Также я становился свидетелем забавных компромиссов. Один пятилетний шимпанзенок приобрел привычку сосать нижнюю губу матери, как будто довольствуясь таким псевдовскармливанием. Маленькая самка засовывала голову в подмышку матери, поближе к соску, и сосала кожную складку. Но таких компромиссов хватает только на несколько недель. Через какое-то время детеныш сдается и начинает употреблять твердую пищу, хотя и не без длительного периода сосания пальца[394].
В силу высокой степени анатомического сходства матери у людей и у человекообразных обезьян держат своих отпрысков, переносят и кормят сходным образом. Поэтому начальники зоопарков иногда приглашают человеческих матерей, чтобы те продемонстрировали наивным человекообразным обезьянам, как кормить грудью, и именно поэтому сотрудники и завсегдатаи зоопарков часто рассказывают мне истории о том, как обезьяны находят невероятно любопытными человеческую беременность и новорожденных. Они внимательно следят за процессом. Одна женщина рассказала, что, после того как родила, она пошла посмотреть на горилл в зоопарке и подкатила коляску к краю рва. Ее приветствовала горилла, которую женщина хорошо знала; с собой она принесла собственного новорожденного детеныша. Поначалу они просто стояли, таращась друг на друга, но потом горилла похлопала себя по животу, глядя на живот женщины, который та похлопала в ответ. «Мы были матерями, и это нас объединяло», — сказала женщина.
И напоследок еще одно сходство — склонность носить младенца на левой руке. Это бессознательное предпочтение присуще приблизительно четырем человеческим матерям из пяти. Предпочтение левой стороны касается только детей и игрушек и не распространяется на другие предметы, которые держат в руках. Поскольку такое же предпочтение наблюдается у матерей человекообразных обезьян, едва ли оно обусловлено культурой. Существует несколько теорий об этом предпочтении. По одной из них, при таком способе младенец оказывается ближе к сердцу, где может слышать, как оно бьется. По другой версии, мать оставляет доминантную правую руку свободной для выполнения других задач. Но интерпретация, в пользу которой говорит больше всего фактов, заключается в следующем: объекты в левой зоне видимости воспринимаются в основном правым полушарием мозга из-за перекреста зрительных нервов. Учитывая, что правое полушарие мозга отвечает за восприятие эмоций, ношение ребенка в левой руке способствует эмоциональной связи[395].
Но не все зависит от родителя. Младенцы не пассивны, и большинство из них предпочитает сосать левую грудь. Этот перекос в сторону левого соска характерен как для людей, так и для человекообразных обезьян[396].
Впервые я осознал, насколько идеально человекообразные обезьяны настроены на свое потомство, когда увидел, как у глухой самки шимпанзе по имени Кром постоянно погибают детеныши. Матери-обезьяны прислушиваются к тихим, едва различимым звукам удовлетворения или дискомфорта, исходящим от малышей, и знают, в порядке ли они. Но глухая Кром не могла расслышать ни этих звуков, ни более громких окриков. Сев на своего детеныша, она даже не отреагировала на его возмущенные вопли. Обратная связь отсутствовала. Несмотря на то что Кром была замечательной матерью с сильной склонностью к воспитанию, она терпела неудачу за неудачей. Мы забрали у нее последнего шимпанзенка, пока не случилось новой трагедии.
Ее дочь по имени Розье передали Кёйф — шимпанзе, помешанной на детенышах, но с недостаточным количеством грудного молока. Мы заметили, что, когда Кром игнорировала крики своего младенца, Кёйф иногда тоже начинала кричать. Нам удалось научить Кёйф кормить Розье из бутылочки, показав при этом, что материнское поведение у шимпанзе достаточно гибко и позволяет освоить совершенно новую технику. Кёйф даже самостоятельно научилась вынимать бутылочку у Розье изо рта, когда у той начиналась отрыжка, — этому мы ее не учили.
Термин «инстинкт» не вполне корректен, поскольку материнскому поведению можно научиться. Даже естественное вскармливание не настолько самоочевидно, как может показаться. Например, новорожденные у человека могут иметь проблемы с самостоятельным кормлением, несмотря на то что рождаются с точно такими же рефлексами сосания и поглощения молока, как у всех млекопитающих. Ведомый запахом груди, младенец пытается присосаться к ней. Прикосновение соска к его небу вызывает ритмические сосательные циклы. Но если до соска не удается дотянуться, этого не происходит. Человеческая грудь относительно крупная и набухшая, что превращает сосок в подобие миниатюрного Эвереста. У других биологических видов детенышу достаточно подойти к лежащей на боку матери. Либо вымя висит у них прямо над головой. Матери человеческого вида необходимо правильно расположить малыша — иначе кормления не произойдет. Вдобавок необходимо сжать ареолу соска, чтобы выдавить молоко, а для этого малышу необходимо взять в рот весь сосок, а не только его кончик. Несмотря на важную роль рефлексов, для успешного кормления и матери, и ребенку требуется многому научиться[397].
Материнство осложняется многими другими факторами, например тем, как носить ребенка, как и когда реагировать на его крики, как мыть, как успокоить, если он расстроен, и, в дальнейшем, как его обучать. Ничего из этого мать не знает от природы. Она приобретает эти навыки на ранних этапах жизни, наблюдая за сведущими матерями, имитируя их поведение и помогая им в заботе о детях. Материнские традиции передаются из поколения в поколение. Этого бы не происходило, если бы самок до крайности не привлекали новорожденные. Таким же образом, вряд ли мы сумели бы научить Кёйф обращаться с бутылочкой, если бы ей было наплевать на Розье. Мотивация — ключ ко всему.
В ходе нескольких исследований было измерено предпочтение детьми изображений взрослых или малышей, а также наблюдались реакции на реальных младенцев, например оставленных учеными в комнате ожидания. Начиная с дошкольного возраста девочек сильнее, чем мальчиков, интересуют младенцы. Они разговаривают с ними, целуют и пытаются взять на ручки. Когда девочек просят позаботиться о младенцах, они соглашаются охотнее, чем мальчики. С целью определить, не проявляется ли это различие в результате материнского поощрения, в ходе одного исследования велось наблюдение за пятилетними детьми, взаимодействующими с новым членом семьи. Девочки заботились о своих маленьких братьях и сестрах и воспитывали их больше, чем мальчики. Но мать, присутствовавшая при этом, специально не давала указаний дочери так поступать. Она в равной степени обсуждала с сыновьями и дочерьми дела, связанные с младенцем[398].
Тяга к младенцам находит свое отражение в тяге к древнейшей игрушке, известной археологам, — кукле. В то время как мальчики могут превратить почти любой случайный предмет в меч или пистолет, часто невзирая на родительские протесты, девочки, которым не хватает покупных кукол, творчески используют имеющиеся дома материалы. Они следуют древней традиции самодельных кукол — так, кукол из листьев и шелухи кукурузного початка изготавливают коренные американские жители, а у эскимосов популярны куклы из мыльного камня и меха животных. Воображение девочек дорисовывает все необходимое, о чем писал русский психолог Лев Выготский: «Комочек тряпок или деревяшка становится в игре маленьким ребенком, потому что они допускают такие же жесты, которые изображают ношение на руках маленького ребенка или кормление его»[399].
Похожая игра с применением воображения наблюдается у наших ближайших родственников. Как уже говорилось в первой главе, человекообразные обезьяны превращают неодушевленные предметы в кукол, с которыми обращаются как с младенцами. И если шимпанзе по имени Эмбер таскала за собой мягкую насадку от швабры, то ее дикие сородичи, за которыми наблюдали в Уганде, с этой же целью таскали в лесу деревяшки. В то время как самцы просто играли с этими деревяшками, самки относились к ним как к детенышам. Они переносят деревяшку у себя на спине, обнимают перед сном и сооружают для нее уютное гнездышко[400].
Молодым самкам есть чему научиться еще до родов — на первом опыте с малышами или их имитациями. Тогда как у молодых самцов есть буйные игры и драки, которые готовят их к жизни в условиях борьбы за статус, молодые самки заняты тем, что вырабатывают материнские навыки. Я осознаю, как стереотипно это звучит, но у меня также есть ощущение, что этим термином слишком легко разбрасываются. Толковый словарь Мерриам-Вебстер определяет «стереотипный» так: «соответствующий определенному или общему паттерну или типу, особенно если имеет упрощающий или продиктованный предрассудками характер». Характеризовать таким образом детские игры — значит иметь в виду, что они все соответствуют некоему социальному идеалу. Тем не менее биологическая реальность такова, что представители разных полов размножаются по-разному и что детеныши готовятся к будущему. Это работает у всех животных одинаково. Именно поэтому козлята целыми днями играют, бодая друг друга, именно поэтому самки собак таскают за собой мягкие игрушки по всему дому, словно щенков, именно поэтому самцы птиц из семейства ткачиковых сооружают игрушечные гнезда, а крысята играют, садясь друг на друга. Все это делается ради веселья, но однажды такое поведение определит, кто получит право распространять свои гены. Детские игры всегда проходят по одному сценарию.
Если бы интерес девочек к детям и куклам был обусловлен исключительно культурой, он бы отличался в разных точках земного шара и в разные эпохи. Но это не так. Этот интерес известен как минимум с античных времен. Наблюдения, проведенные в десяти разных культурах, показали, что девочки более склонны к опеке и вовлечены в работу по дому, в то время как мальчики чаще играют вдали от дома. Большая часть этих исследований была проведена в 1950-е гг. (то есть до того, как западное телевидение и кинофильмы захватили мир) в самых разных странах — Кении, Мексике, Филиппинах и Индии. Американская женщина-психолог Кэролин Эдвардс пришла к выводу, что, «очевидно, девочки больше заботятся о младенцах и больше занимаются детьми, чем мальчики, и так происходит во многих сообществах, которые основаны на натуральном обмене и в которых матерям требуется помощь старших детей». Даже в культурах, где мужчины глубоко вовлечены в домашнее хозяйство, девочки опекают малышей больше, чем мальчики[401].
ebooksa