Воронов и Шеген шли мимо садика у Дома культуры.
На рукописной афише тут значилось: «СЕРДЦА ЧЕТЫРЕХ», и они немного постояли, послушали песню, которая доносилась из открытых дверей.
— Про что? — спросил Шеген. — Когда поют, я по-русски совсем ничего не могу понять.
— Про любовь… Ему все кажется вокруг голубым и зеленым. От любви… А еще — что любовь никогда не бывает без того, чтобы человек не грустил. Но он думает: это все равно лучше, чем грустить без любви.
Шеген невесело сказал:
— А мы вот как — ездим в песках, далеко… Одни… Никаких людей не встречаем.
— Каких людей? — спросил у него Воронов. — У тебя, по-моему, одни-единственные люди на уме.
Дальше их путь лежал через площадь. Они свернули в переулок — там в конце стояло длинное здание, окна в котором были освещены поярче, чем в соседних домах.
Начальник райотдела НКГБ Каиргалиев в своем кабинете не торопил Алибая. Каиргалиев вышел из-за стола, сел на стул напротив и еще подождал.
Но Алибай по-прежнему молчал, и Каиргалиев повторил:
— А ты бы узнал их? Их, что пришли к вам в Каркын после той, после первой группы?
— Я бы их узнал, — сказал Алибай.
У него сейчас спало напряжение, которое поддерживало его с той минуты, как он вернулся на колодец, ни о чем не подозревая, довольный, что сравнительно быстро нашел хитрого атана…
Алибай безразлично смотрел на яркую, пятидесятилинейную лампу над широким столом, на мягкий отсвет зеленого сукна.
Зазвонил один из двух телефонов.
Каиргалиев не вставая дотянулся до трубки, и мужской голос что-то доложил ему.
— Хорошо, — сказал Каиргалиев.
Алибай еще добавил:
— У тех, что пришли потом, тоже бы человек — он раньше знал отца, и отец его знал.
— Касым… Касым, сын Оразбая. Это ты говорил.
ebooksa