Поздним безветренным вечером посреди нашей большой деревни в доме Налетовых будто бы сам собой сложился всем необходимый праздник. Доверчиво светились открытые окна, и под ними на завалинке собрались желающие послушать семейные разговоры да песни под Алексееву хромку.
Вера только что выставила зимние рамы, протерла стекла, вымыла косяки, подоконники, навела порядок в избе. И распахнула окна. На березах распевали скворцы — их много тогда прилетело. А внизу вокруг стволов толкались мальчишки, по очереди припадали к вырубленным желобкам и лакомились березовым соком…
«Что такое, что со мной?» — подумала она, закрыла глаза, и показалось: вокруг деревни голубое море цветущего льна. Закружилась, передвигая с места на место стулья. И когда поняла, что устала, задержалась возле большого желтоватого зеркала. И не узнала себя, хотя видела тот же вздернутый, покрытый веснушками нос, те же большие глаза под прямыми бровями. Ах, так это же новая прическа — освобожденные волосы, переливающиеся и соломенной желтизной и льняной серебристостью — сделала мамину дочку неузнаваемой.
Мать появилась у порога. Села на скамейку возле дверей. Сняла выгоревшую, изношенную шаль, разложила ее на коленях, разгладила шершавыми руками. Заметив на полу следы от сапог, на цыпочках вышла в сени. Возвратилась босиком, осторожно ступая по влажным еще половицам. Разделась, подошла к дочери, не скрывая слез, обняла ее.
— Ты чего, мам? — тревожно спросила Вера.
— Устала я очень, дочка… По полям бродила, земля-то еще тяжелая, а у меня силы уже не те. Пожалуй, прилягу. А ты зови ребят завтракать.
— Венька, Петька, Шурик! — закричала Вера из окна, — домой пора!
Мальчишки отряхнули облепленные прошлогодними листьями штаны и нехотя направились домой.
— Ты их не брани, дочка. Дети ведь. А сладостей не видят.
— А я не браню. Только березу жаль…
— Ничего не будет. Порубы смолой зальем.
— Разве можно?
— Каждую весну так делала… Нынче уж ты, дочка. Ослабла я, и везде не углядеть… На поле столько дела. Мужики с войны придут, мне за хозяйство отчет держать. С кого спрашивать, как не с председателя.
— Не поймут разве. Знают, как жили тут.
— Понять-то поймут, а все равно… Надо землю в порядок приводить.
Вера, обхватив тряпкой глиняную плошку, вынесла из-за перегородки.
— Дочка, не знаешь, зачем вечор Алексей Налетов приходил? — спросила Надежда Петровна.
Дочь словно не слышала вопроса, осторожно поставила плошку, опять глянула в окно:
— Мам, они не слушают.