Дочь полка 2

22
18
20
22
24
26
28
30

Тут Дженс достал пистолет и направил на рыжеволосую молоденькую девушку. Толпа сразу же замолчала и в ужасе посмотрела на капитана.

— Вы же сказали, что это допрос! — вдруг воскликнула Зорникова. — Что вы делаете?!

«Это допрос по-немецки», — подумала с ненавистью Катя и зажмурилась. Что же ей делать? Что же делать? Скажешь, что ты партизан — погибнут люди. И не скажешь — погибнут. Оставалось только смотреть, что будет дальше. Катя же солдат, она должна была что-то предпринять. Но в данный момент у неё были связаны руки. Выхода не было.

Капитан, тем временем, даже не посмотрел в сторону Агафьи. Его пистолет по-прежнему был наставлен на испуганную девушку:

— Partisan?! — крикнул он.

Та поднесла дрожащие руки к груди. Она быстро замотала головой и разревелась:

— Я не… я не… — её взгляд остановился на дуле страшного пистолета. Не выдержав, она упала на колени и опустила голову к земле. — Я ничего не делала! Ничего! Не надо! Не на-а-а-до! — взвыла девушка и, схватившись руками за волосы, забилась в истерике.

Дженс, понимая, что от неё толка будут мало, прицелился в бабу Раю:

— Partisan?!

— Какой я партизан? — обняла крепче Егора и Максима та. — Какой из меня партизан? Я старая вся! У меня двое внуков!

Братья стояли, прижавшись к своей бабушке. По щекам Егора катились слёзы. В такие моменты забываются все обиды и ссоры. Осознаёшь, что кроме этой ворчливой бабки и вредного брата у тебя никого нет. Никого. Родители? Связь с ними пропала ещё полгода назад. Ни одного письма не пришло ни от мамы, ни от папы. И это, несмотря на то, что воюют в разных местах. Остались только они — надоедливые, но родные люди, других нет. Августин уже собирался перевести слова пожилой женщины, но капитан жестом остановил его и опустил оружие.

— Да где у нас тут партизаны? — крикнул кто-то из толпы. — У нас дети малые за спиной! Ну как мы можем воевать?! Вы сами себя услышьте! Мы оружие в руках никогда не держали! Не губите нас!

Снова повисла тишина, прерывающую только громкие всхлипы девушки, на которую некоторое время назад направили пистолет. Рядом стоящий Мишка, медленно присел и взял бедняжку за локоть:

— Вставай, Зин, — тихо проговорил он. — Вставай! Вставай!

Но та продолжала лежать на траве. Всё-таки у всех реакция разная. Кто-то при виде оружия впадает в ступор, кто-то сопротивляется, а кто-то впадает в истерику. Наконец, мальчику удалось поднять несчастную. Но даже стоя, она продолжала плакать, держась за волосы. «Я не делала! Я ничего не сделала! Не надо! Не надо!» — зажмурившись, повторяла девушка. Но даже несмотря на угрозы, в партизанстве никто не признавался.

Дженс посмотрел на толпу и задумался. О чём? — неизвестно. Что может быть в голове у фашиста? Есть ли в этой голове что-то, кроме жажды крови? «И что теперь?» — задавалась вопросом Катя. — «Расстреляют или отпустят? Господи, да что же это делается?» Тут она заметила молоденького немца, который на всех парах нёсся к своим. Пилотка у него слетела с головы, железный круглый медальон выпрыгнул наружу гимнастёрки и скакал по груди, лицо у фрица было красное, напуганное. Что произошло?

— Russen sind hier! (Здесь русские!) — закричал во всё горло он. Тут его ноги переплелись, и оккупант упал на траву.

Как только он это сказал, послышалась череда выстрелов и крики наших солдат:

— Ура! … Вот тебе, гнида фашистская! … Гоните их в шею!

Немцы побледнели на глазах. Теперь им было далеко не до гражданских и партизан. О каких партизанах может идти речь, когда к тебе приближаются вооружённые солдаты? Наши застали их врасплох. Немцы были не готовы к атаке. Многие разбрелись искать Ханса, а тут была лишь часть солдат. Ведь сколько их там нужно для допроса безоружных мирных жителей? Сейчас их быстро тут положат.