Потом была победа

22
18
20
22
24
26
28
30

— Выручай, старший сержант, — сказал он. — А то у меня войско собралось курам на смех… Пять баб да полтора инвалида…

— Где начальник медсанбата? — спросил Николай.

— Там, — лейтенант махнул перед носом разведчика пистолетом. — Тяжело раненных вниз уносят… Он же, сволочь, будет по палаткам лупить. Там людей куча, только что друг на дружке не лежат…

На погонах у лейтенанта поблескивали связистские молнии с крылышками. В такой переплет он, видать, попал впервые.

Линию обороны нельзя было создавать так близко от медсанбата. Начнись здесь бой, пройдут или не пройдут немцы — от санитарных палаток, расставленных среди берез на сухом прогретом взгорке, мало что останется. Обороняться надо в болотистой лощинке, которая начиналась у опушки березняка и уходила полоской на юг, к кромке леса. Еще лучше было бы встретить немцев за лощинкой, но и далеко от медсанбата отрываться опасно.

Так Орехов и сказал лейтенанту.

— Туда уже побежали, — ответил связист. — Восемь человек из охраны и трое раненых. Самая гвардия туда двинулась. Старшина командует… С ними еще одна девица ушла, снайпер. Завернула раненую подружку навестить, а тут кавардак начался.

«Неужели Валя?» — подумал Орехов и тут же отогнал нелепую мысль. Почему она? В дивизии целый взвод снайперов…

Не дослушав лейтенанта, Орехов приказал Петухову вести разведчиков в лощину, а сам побежал разыскивать майора Долинину.

Евгению Михайловну он увидел возле операционной палатки. Присев на корточки, она слушала фонендоскопом какого-то раненого с прозрачным лицом и сомкнутыми губами. Возле нее нетерпеливо топтались две медсестры с носилками.

— Несите осторожнее, — строго сказала врач. — Сразу же укол камфары.

Сестры подняли носилки, неловко покачнулись от их тяжести и понесли раненого за палатки, на противоположный склон березового пригорка.

— В лесу укрываем, — сказала Орехову Евгения Михайловна, сматывая жгут фонендоскопа. — Ты откуда появился?

Орехов доложил, что восемь разведчиков направлены для обороны медсанбата.

— Не густо, — усмехнулась Евгения Михайловна и ткнула фонендоскоп в карман короткого халата, измазанного землей. — Своих людей у меня мало… Надо еще раненых в лесу укрыть.

Орехов поглядел вслед сестрам, уходящим с носилками, и подумал, что вряд ли нужно эвакуировать раненых в лес. Им же необходимо прикрытие, а людей мало, очень мало. Пусть бы уже раненые были в одном месте. Немцам легче пригорок со стороны обойти, чем наверх к палаткам медсанбата забраться. Подумал, а сказать о своем опасении постеснялся. Привык считать, что Евгения Михайловна лучше знает, что делать.

— Прибыл в ваше распоряжение, товарищ майор, — снова сказал Орехов. — Какие будут приказания?

Евгения Михайловна шагнула к нему. Подошла так близко, что усталое лицо с темными встревоженными глазами, с острыми выступами скул придвинулось к Николаю вплотную.

— Одно приказание, Коля, — заговорила она. Темная стрелка бровей поперек перечеркнула лицо. — Командуй, я останусь с ранеными. Не имею права оставить их.

Она хотела еще что-то сказать, но ее окликнула фельдшерица, и Евгения Михайловна шагнула в глубину палатки, где кто-то тяжело стонал.