Потом была победа

22
18
20
22
24
26
28
30

Комбат-два, которому Юрка сообщил о немцах, угрожающих с фланга, сказал, что на помощь послать никого не может, и приказал передать сержанту, что немцев надо задержать.

Пока Юрка добрался обратно, ему очередью сбило пилотку и разорвало подол гимнастерки.

— Комбат приказал нам держаться! — крикнул он сержанту. — На них немцы по шоссе прут, земли не видно. Сказал, чтобы мы их с флангов не пускали!

— Ишь ты, — удивился сержант. — А я думал, что нам убегать прикажет… Ты зачем сюда прискакал? Без тебя, думаешь, не управлюсь?.. Мотай обратно!

— Как обратно? — не понял Юрка, уже пристроившись с автоматом возле Харитошкина.

— Так, как мотают, — скрипуче повторил сержант. — Не нужен ты мне, справлюсь… Вон куда вы, гады, пробираетесь!

«Та-та-та-та…» — дрожал в руках сержанта пулемет, и точные очереди настигали немцев, выскакивающих на полянку, отсекали путь увертливым теням, которые мелькали за деревьями, за кустами, обходя разведчиков.

Харитошкину было ясно, что немцев не удержать. Пока он преграждал огнем путь обходящей группе, остальные успевали на полметра, на метр приблизиться к поляне. Когда сержант, уловив по шевелению осоки их движение, переносил огонь, начинали передвигаться те, кто заходил ему в тыл.

Автомат Юрки помогал Харитошкину, но немцы тоже усилили огонь.

Глубокий надежный окопчик, в котором немцы не могли достать разведчиков, был обречен. Цинковая коробка из-под патронов валялась вверх дном. Рядом с ней лежали опорожненные диски. На «дегтярь» оставалось их всего два. Через несколько минут сержант израсходует их, и пулемет замолчит. Тогда немцы кинутся на окоп.

— Да уйдешь ты или нет?! — зло заорал сержант, на мгновение повернув к Юрке грязное усатое лицо. — Навязался, идол, на мою шею… Приказываю уходить!

По щеке Харитошкина текла кровь, ежик на голове почернел от копоти и грязи. В провалах глазниц светились крохотные глаза с воспаленными, разъеденными пылью веками.

Юрка отрицательно покачал головой и прильнул к автомату.

— Уходи ты, — незнакомым просящим голосом сказал вдруг Харитошкин и, оторвавшись от пулемета, вдруг притянул Попелышко к своему плечу, уколол щетиной и до боли обнял его. — Уходи, мне легче будет. Против них сейчас хоть один, хоть двое — все едино… Я свое отжил. Четвертую войну воюю, надо солдату и честь знать… А ты уходи.

Глаза сержанта дрогнули. Устало прикрылись редкими ресницами.

— Уходи, — снова сказал он. — Чего нам двоим помирать? Здесь и одной моей смерти хватит.

Юрка не ушел. Не мог уйти. Не имел права выполнить приказ, который давал непосредственный командир, старший по воинскому званию, по солдатскому опыту, по опыту прожитой жизни. Юрка не подчинился приказу, потому что в эти минуты выше воинской дисциплины стоял долг связанных единой опасностью людей, долг солидарности и взаимной выручки.

Через десять минут сержант израсходовал последний диск.

У Юрки оставался еще полный магазин.

— Бей по ним! — приказал Харитошкин, махнув рукой в сторону немцев, заходящих в тыл. — Этих я на себя возьму.