Оставив меня на камне, она добралась до плота и развернула его на стремнину.
Глубоко осевший плот двигался, как таран, с каждым метром набирая разгон.
Чуть пригнувшись, Устинья стояла с багром наперевес на плоту, который стремительно несло на остаток завала.
«Только бы она не свалилась!» Я покрепче натянул кепку и на всякий случай придержал шестом возле себя толстое бревно.
Всей тяжестью плот ударил в затор. Забурлила водоворотом вода, что-то заскрипело надрывно и тонко, несколько бревен встали торчком и ухнули на плот, расшибая скрепы.
Устинья покачнулась, взмахнула багром…
Я закрыл глаза.
Это продолжалось несколько мгновений. Когда я открыл глаза, все уже кончилось. По освобожденному проходу вперегонки плыли бревна, и на паре их была тетка. Наверное, только два этих бревна и остались от нашего плота.
Кое-как я добрался до берега и поплелся за Устиньей в деревню. Всю дорогу она ругательски ругала сплавщиков. По ее словам, это были самые никудышные люди, способные только губить лес.
Как у нее мог ворочаться язык, моему уму было непостижимо!
Раньше я хотел пригнать плот. Теперь так же остро я хотел дотащиться до избы и там, не снимая ни сапог, ни одежды, плашмя свалиться куда-нибудь.
На окраине деревни нас встретил Матвей.
— Где плот? — тревожно спросил он.
— Сплавщики завал на реке проворонили… Нам пришлось разбирать… Вишь, городской гость вымок как мышь.
— Значит, ухайдакали плот? — догадался Матвей.
— Ухайдакали, — мрачно подтвердил я, впервые за последний час разжав губы. — Тетка им завал разбила.
— Беда прямо с ней!.. Зимой ведь без дров будешь сидеть, Устинья, — напустился Матвей. — Теперь больше плот не пригонишь.
— По-твоему, надо было значит, сплавной лес загубить? — тихо спросила его тетка. — Сам небось гла́за не пожалел, как нужда подошла… Бригадиром тебя выбрали, а ты мне такие слова говоришь!
Матвей замолчал.
— Я куплю ей дрова на зиму, — сказал я бригадиру.