К полудню решил перекусить. И только тут, выбравшись из заливчика, увидел дым над лесом.
Бросив в лодку садок с рыбой, я смотал удочки и быстро поехал к поселку.
За полчаса я уже добрался до перешейка, разделявшего озера. Перешеек был низкий. В половодье его местами заливала вода. Когда она скатывалась, на нем оставались густые кусты ивняка, а летом вырастала буйная, в пояс, трава.
Черный столб дыма, поднявшийся над лесом возле поселка, угрожающе загибался к перешейку. И я уже тогда подумал, что худо будет, если пожар проскочит в необжитое Заозерье, в бескрайные заповедные леса…
Изо всех сил налегая на весла, я гнал лодку в сотне метров от берега.
И вдруг увидел, что в густой осоке приткнута к берегу черная объемистая плоскодонка. Я узнал ее. Это была плоскодонка Петра Холодова.
— Петро! — крикнул я изо всех сил, привстав в лодке. — Лес горит! Слышишь, Пет-ро!..
На мои крики никто с берега не отозвался. Это показалось мне непонятным. Я хотел уже повернуть лодку к берегу, но подумал, что сейчас некогда выяснять, почему оставлена лодка, а нужно скорее ехать в поселок.
Дымные языки все круче и круче заворачивали к перешейку. Помню, тревожно кричали вороны, стаей кружившиеся над ивняком. По стволу высоченной сосны металось полдесятка белок, и где-то назойливо стрекотала сорока.
Солнце проглядывало сквозь дым, тусклое, похожее на старинный, красной меди, пятак.
До поселка я не доехал. Там, где стена соснового бора обрывалась у перешейка, я увидел клубы дыма, а между ними змеистые язычки, бегущие среди кустов ивняка.
Видно, огонь незаметно повернул в сторону от очага пожара, где люди бились с ним, стараясь преградить ему путь к поселку, к погрузочным эстакадам на лесных делянках, к узкоколейке. Он воровски пробрался к перешейку, чтобы перемахнуть в Заозерье и там разгуляться вволю.
— В Заозерье нам бы огонь не остановить, — глухо сказал я, уставясь в линялый кумач, которым был застелен судейский стол.
Я замолчал, собираясь с мыслями. В голове отчетливо встала картина пожара на перешейке.
Языки пламени густели на моих глазах. Иногда они встречали на пути сухостойное дерево и взлетали над кустами нарядной огненной свечкой, разбрызгавшей в стороны светлячки искр.
Когда я выскочил на берег, пожар на перешейке бушевал вовсю. Плотные кусты ивняка, на котором каждое половодье оставляло пересохшие пучки травы и мха, ломкие веточки, сухие листья и лесной мусор, оказались для огня лакомой пищей.
Подбежав к очередному кусту, огонь осторожно лизал темные корни, словно примеряясь, как лучше броситься на добычу, затем взбегал на куст тысячами красно-желтых зверьков и вмиг раскидывал жаркий полог пламени. Секунду-другую куст светился розовыми отблесками, потом тонул в клубе белого дыма. Когда дым рассеивался, на земле оставались две-три чадившие головешки.
Схватив со скамейки свой латаный рыбацкий ватник, я намочил его в воде и побежал туда, где в клубящемся дыму метались по траве проворные огоньки.
Я принялся яростно хлестать их мокрым ватником.
При каждом ударе они рассыпались снопами искр, взлетали тучами копоти, шипели струйками едкого чада.
ebooksa