В глазах поплыло. Закачалось, заколотилось сумасшедшими толчками сердце. Кровь хлынула в лицо, к вискам. Орехов узнал почерк отца.
Первое письмо из дому. Первый ответ на многие десятки писем, которые Николай упрямо писал по адресам, какие только помнил. Письма уходили, а ответов не было. Осенью сорок первого года отец написал Николаю на фронт, что поселок будет эвакуирован. Военный цензор проехался тушью по строчке, и Николай не мог разобрать наименование пункта эвакуации. Вскоре он был ранен, стал один за другим менять адреса, и связь оборвалась.
И вот он держал теперь в руке конверт со знакомым угловатым почерком, мелким и четким, с длинными прочерками заглавных букв.
Встретив напряженный взгляд Валетки, Николай тихо сказал:
— От отца…
Прыгали перед глазами буквы, набросанные жиденькими, расплывающимися чернилами. Некоторые слова с ходу нельзя было разобрать. Николай не задерживался на них, глотал строчку за строчкой, подгоняемый внутренним беспокойством.
Отец под Вологдой, работает на стройке. Хлеба по карточкам шестьсот граммов. Есть кое-какой приварок, так что жить помаленьку можно…
«А еще, дорогой сын, сообщаю тебе тяжелую весть: осиротели мы с тобой. Мама…»
Зарябило в глазах, бестолково замельтешили буквы. Кровь прилила к голове. Николай стиснул зубы и нашел в себе силы прочитать до конца страшные слова:
«Мама умерла четвертого апреля».
Рука скомкала письмо. Николай пошатнулся, прикрыл лицо от света и отвернулся к стене. Голова стала легкой и пустой. В ней, как дробинка в картонной коробке, сухими и отчетливыми толчками билась кровь. Николай не слышал ничего, кроме этих мерных ударов в висках. Валетка вскочил, ухватил его за рукав и подставил плечо. Помог устоять на ногах.
— Худое, значит, написали, — расстроенно сказал он.
Николай кивнул и почему-то вспомнил, что Валетка наполовину сирота, что кроме нескладненькой, любившей выпить матери, у него никого на свете нет, и обнял мальчика за плечи. Он был благодарен ему за доверчивое прикосновение, которое помогло пересилить туман в глазах, возвратило силы, чтобы до конца дочитать письмо.
Отец писал, что смерть была внезапной и легкой. Просто остановилось вечером сердце — и конец. Николай перечитал эти строки и подумал, что не просто остановилось сердце. Остановилось оно от усталости, от непосильной работы, от тоски по единственному сыну, от которого всю осень и всю зиму не было весточки. Остановилось потому, что ночами приходилось стоять в очередях. За подмороженную картошку отдавать на толкучке в чужие руки то, что было, может, последней памятью о сыне.
Тяжелой была эта смерть. Медленно подкрадывалась она, изводила бессонницей, ожиданием писем, сыростью непротопленного барака, жиденькими супчиками, которыми нельзя было досыта накормить мужа…
— Плохое пишут? — спросил Валетка.
— Мама умерла…
Валетка опустил голову. За этот год много раз пришлось ему видеть, как люди читают про смерть. И он знал, что не умирает от такой вести человек, может ее пережить. Поэтому Валетка усадил Николая на крыльцо и, утешая, погладил его, как взрослый, по голове.
Отец писал, что выслал четыреста рублей на тот случай, если Николай решит ехать к нему. До Вологды по военным дорогам был верный месяц пути, а на четыреста рублей не купишь и четырех буханок хлеба. Отец понимал это и о приезде писал просительно и несмело.
Осторожно спрашивал о другом. Из письма, пересланного дальними родственниками, он знал, что Николай ранен в ногу и признан инвалидом. В теперешние времена зря инвалидами не признавали, значит… Не договаривал отец, а между строк Николай слышал его вопрос: «Есть ли ноги у тебя, Коленька? Есть ли…»
ebooksa