— Ты, Коля, в наши дела не встревай, — сухо ответила Антонида. — Коли хватит сил, сама разберусь, а не хватит… и цена мне такая.
Николай встал из-за стола. Полгода живет он в Зеленом Гае. Приняли его, заботятся, баню топят. А до дела дойдет — как палкой по голове: «Не встревай!» Ну и леший с вами! Кончится уборочная, получит он гарантийку и укатит к отцу в Вологду. Будет с ним рядом человек, который не скажет ему: «Не встревай!» С ним он не будет чувствовать себя отрезанной краюхой…
Николай скрутил цигарку и ушел в другую комнату. Пока он разбирал кровать, глаза присмотрелись к зыбкому свету, пролитому краюхой месяца. За окном стоял, прислонившись к плетню, человек. Николай догадался, что кузнец ждет свою жену.
Потом он услышал, что на кухне скрипнула кровать. В полуприкрытую дверь было видно, что Анна Егоровна подошла к дочери и села рядом.
— С петлей ты погоди, — сказала она. — Такое дело не убежит… В руки возьми себя, Тонюшка… Войну еще долго воевать. Может статься, и убьют Семена. Дай-то бог такое горюшко для спокойствия твоего…
Орехов скрипнул зубами и натянул на голову одеяло.
Едва забрезжил рассвет, Николай тихо собрался и пошел к двери.
— Уже отправился? — подняла с подушки голову Анна Егоровна.
— Пора, — сухо ответил Николай.
— Харчи возьми… Вон узелок на приступке сготовила.
— Не надо. — Николай отщелкнул кованый запор и вышел из дому.
За околицей его нагнала повозка с тарахтящими молочными бидонами. Каданиха, ехавшая на выгон, к утренней дойке, подвезла Николая почти до самого тока. Там до стана оставалось с полкилометра.
За поднебесным гребнем Терскея невидимо расцветало солнце. Розовели вершины гор. Блики густели, расплывались, вспыхивали багрянцем. Словно за каменными отрогами разожгли костер и охапку за охапкой подкидывали в него дрова.
Свет шел с неба. Неторопливо спускался по уступам, вспыхивал в наплывах ледников, рябыми полосами дробился в курумах и голубел по ущельям. Затем перевалил через ближние отроги и вызеленил муравистые издали леса. С озера ощутимо тянуло ветром.
Дорога перескочила через арык, и Николай оказался на току. Под широкой крышей из чешуйчатой дранки стояли тупорылые веялки. В центре желтела гора пшеницы.
На пшенице, обняв руками древнее, с заплатами на ложе ружье, спал сторож Грицай. Прикрыв колени полой старого полушубка и нахлобучив ниже носу киргизскую войлочную шапку с отворотами, дед сладко посапывал в зоревом сне. Прокуренные усы его шевелились при каждом вздохе.
«Дрыхнет», — сердито подумал Николай и тут же увидел в ворохе пшеницы подозрительную выемку, а от нее — зерновой след. Наискось от тока к густым бурьянам на меже.
Николай подошел поближе и вгляделся. Выемка в ворохе была свежей, а след в бурьяны — отчетливый.
Увели с тока пшеничку! Мешка три верняком взяли. Грицай спал, а у него под боком пшеничку шуровали. От тычка палкой сторож вскочил на ноги.
— Ась? Что стряслось! — сонно забормотал он и вскинул на изготовку ружье. — Что за человек?
ebooksa