— Вот пень, — указала я, найдя хоть какой-то ориентир. — Я точно проходила мимо, когда шла следом за мужиком в красном. Мы почти пришли! Я вскоре после этого встала, а затем обернулась, и…
— И? — потому что я замолчала.
Просто я узнала эти кусты. Я снова замерла напротив них. Это то самое место, где лежал труп Аллы. Но теперь его там не было.
Я молча указала пальцем.
— Что? — проследил за направлением моего перста Федор Алексеевич. — На что мне смотреть?
Действительно, он же не знает, что тут
— Федор, поверь мне! Это те самые кусты! Она пропала!
Он громко вздохнул. Похоже, эта ситуация его сильно раздражала.
Или я.
— Ладно, если ты
— Да, я уверена! Это те самые кусты! Посмотри вокруг, больше нет таких широких кустарников, кругом деревья и крапива по колено. А от пенька я точно шла не больше тридцати секунд.
— Хорошо. — Федор осторожно приблизился к кустам и посветил фонариком на листья и ветки. — Так, особых вмешательств я не вижу, ветки не поломаны. Крови тоже нет.
«Понятно, что нет, — подумала я, но не стала говорить это вслух, — она мертва уже давно, судя по внешнему виду. А даже если ее убили именно здесь и просто оставили под кустами, то ран на теле все равно не было. Значит, способ умерщвления был иной — бескровный».
Федор тем временем присел, раздвинул ветки и начал изучать осоку, крапиву и прочую растительность.
— Трава примята, здесь что-то лежало тяжелое.
— Да! Я же говорю, это была Алла!
Филиппов поднялся, отряхнул брюки, только затем сказал, не глядя на меня:
— Здесь мог отдыхать пастух…
— Пастух?!
За спором на повышенных тонах (за которые, собственно, отвечала только я) мы не заметили, как к нам приблизился человек. Это был пожилой мужчина в сером свитере, рваном в подмышечной области (что стало видно, когда он начал жестикулировать рукой), небритый, усталый и недовольный.