Каждую новогоднюю ночь гибнет один из них – его убивает Мастер. Ведь по договору с Незнакомцем он должен ежегодно приносить одного из двенадцати подмастерьев в жертву (наверное, это число здесь не случайно: количество учеников у Мастера кощунственно напоминает о числе апостолов) или же погибнуть сам.
Бежать с мельницы невозможно, все попытки заканчиваются неудачей – ведь она заколдована и хозяин на ней Мастер. Один только исход – смерть, но и она зависит от Мастера. О похоронах повествуют нарочито спокойные строки: «После полудня еловый гроб вынесли из дверей мельницы и направились к Пустоши.
Там и похоронили».
На этой мельнице как будто иначе и быть не может: ни отпевания, ни надгробных слов – ничего. И даже вспоминать об умерших вслух нельзя. Все это создает ощущение полной безысходности. Торжество зла выглядит окончательным и бесповоротным.
Но человек свободен – и как Крабат по своей воле пришел на мельницу (сам он перед тем, как войти, говорит: «Никто ведь не заставляет меня идти»), так позже стремится выбраться с мельницы. Но в одиночку ему это сделать не под силу. На помощь Крабату приходит друг – Юро. И Крабат узнает единственный путь, каким можно победить Мастера, освободиться от его власти. Девушка, которая любит одного из подмастерьев, должна потребовать у мельника своего жениха и узнать его из числа двенадцати. Если она узнает своего возлюбленного, тогда подмастерья забудут колдовское искусство и будут свободны, а Мастер погибнет. Если же нет – погибнет и девушка и ее жених.
Невеста Крабата, Певунья, приняла это условие. Образ Певуньи – самое светлое, что есть в сказке. С ее появлением к герою (да и к нам, читателям) как будто приближается небо, куда возносится в Пасхальную ночь ее высокий чистый девический голос. Певунья – удивительная девушка, тоненькая, высокая, с юным лицом и огромными прекрасными, добрыми, светлыми глазами в венце ресниц.
При первой же их встрече в Пасхальную ночь она смотрит на Крабата так, как будто ждала его всю жизнь.
«Она обмакнула краешек шали в кувшин с водой и молча, не торопясь, словно делала это всю жизнь, стерла со лба Крабата магический знак.
Крабат почувствовал себя так, будто с него смыли позорное клеймо. Как хорошо, что она есть на свете и стоит тут рядом и смотрит ему в глаза!»
Перед любовью чистой девушки отступает зло, магический знак (помните, что означает этот ритуал?) смывается, и Крабат, пусть пока только на короткое время, освобождается от власти Мастера.
Любовь к Певунье открывает перед Крабатом красоту мира, теперь для него даже на мельнице (а где найти место мрачнее?) – «мир вокруг с каждым днем все светлее».
Певунья соглашается на просьбу Крабата идти к Мастеру просто и искренне, как живет (а ведь она может погибнуть): «Моя жизнь мне не дороже твоей. Когда мне прийти к Мельнику?» Но зло не хочет отдавать своей добычи. И хозяин предлагает Крабату стать его преемником на мельнице, с тем чтобы потом сделаться богачом и вельможей и жить в свое полное удовольствие. Даже очередную жертву Мельник предлагает Крабату выбрать вместе. «Пусть это будет тот, кого не жалко. Лышко, к примеру», – говорит он. А ведь Лышко, казалось, и вправду заслуживает смерти: он, единственный среди подмастерьев, лгун, трус, доносчик, готов смеяться над чужим горем. Но не из животного ли страха перед тем, что будет в следующую новогоднюю ночь, он стал таким? Поэтому Лышко заслуживает скорее жалости. Крабат отказывается от этой подлой сделки: «Я, конечно, терпеть его не могу, но тут, на мельнице, он мой товарищ. Не хочу быть виновником его смерти. И соучастником не хочу – это одно и то же». Теперь Крабат должен умереть в Новый год, он – следующая жертва.
Но вот Певунья, в праздничной одежде, с белой лентой в волосах, приходит к Мастеру и требует отдать ей жениха. И дальше героям кажется, что все идет наперекосяк. Вместо того, к чему готовились Крабат и Юро, – другое испытание. Певунья должна узнать жениха с завязанными глазами. Они же думали, что Мастер превратит подмастерьев в воронов и велит спрятать голову под левое крыло, Крабат же, научившийся противостоять воле Хозяина, спрячет ее под правое. Теперь же все его колдовское умение ни к чему – чернокнижием не победить чернокнижия.
Но писатель показывает, что есть сила, перед которой зло бессильно.
«Певунья прошла вдоль ряда раз, другой. Крабат еле стоял на ногах. Он поплатится жизнью и жизнью Певуньи! Никогда еще он не испытывал такого страха:
“Я один виноват в ее смерти! Один только я…”
И тут свершилось!
Певунья, пройдя вдоль ряда в третий раз, протянула руку к Крабату.
– Это он!
– Уверена?