Семь лет за колючей проволокой

22
18
20
22
24
26
28
30

— Чего ты хочешь с пацана? Я же совсем ещё «обмылком» был, — с некоторой обидой заметил Лёва-Жид…

«Сейчас-mo мне конечно же ясно, для чего я ему тогда был нужен, а в то время ловил каждый его взгляд, каждое брошенное слово, перенимал походку. А, кроме того, Профессор был оратор от Бога, особенно когда немного поддаст. Он постоянно вдалбливал в меня законы „воровской жизни", ярко и правдоподобно переворачивая с ног на голову жестокие истории из своего прошлого, а может, и выдумывая их. Я был не по годам шустрый и схватывал всё буквально на лету. С Профессором мы как бы слились в единое целое, и мне казалось тогда, что лучшего брата и защитника, чем Профессор, мне никогда не сыскать.

Когда окончил ремеслуху и начал работать на заводе, наши встречи стали реже, ибо прогуливать работу Профессор не позволял. Перед Новым годом, когда „сгорел", то есть был взят с поличным, его подельник, Профессор со своей сожительницей Розкой как раз в день моей получки приехал за мной на такси.

— Надо отметить, — совсем по-взрослому предложил я. — Зарплату получил сегодня!

— Ну да! — улыбнулся Профессор. — Покажи!

Я достал из кармана свой заработок. Он взглянул на него, покачал головой, потом осмотрел меня.

— Ну и затрапезный у тебя вид, пацан. — И тут же скомандовал: — Садись в машину, поехали!

Вскоре мы уже ходили по секциям универмага, и Профессор придирчиво выбирал для меня костюм, рубашку, галстук, корочки… Я попытался отказываться, но он сунул мне под нос кулак.

— Это тебе мой подарок под Новый год, а свои копейки в карман положи — девкам на конфетки, понял?

— Понял, — обречённо кивнул я.

— Вот и отлично, а сейчас дёрнем к нам обмывать обновки…

На хате, где они жили, „малины" не было, это была крохотная комнатка, напоминающая монашескую келью. Розка пригласила для меня свою подругу Лизку, которая, оценивающе взглянув на моё пацанское лицо, подхватила со стола стаканчик с водкой и, ехидно подмигнув, поинтересовалась:

— Сколько тебелет, дружочек?

А я уже тогда, в шестнадцать лет, был под метр семьдесят, а потому встал со стула и действительно оказался выше её едва ли не на голову. Не краснея, я тоже взял со стола стаканчик с водкой и чокнулся с нею:

— Восемнадцать, крошка! Выпьем! — И залпом опорожнил посуду.

Профессор весело рассмеялся, но не раскрыл моего вранья. Нету ночь я наконец-то стал мужчиной…

На„воровские сходки" Профессор меня не брал, однако всегда как бы мимолётом рассказывал некоторые подробности. Он как бы давал понять своему молодому напарнику, что всецело доверяет ему. Во время нашего общения Профессор старательно просвещал меня обо всех тонкостях блатной жизни. Он умел подчинять себе людей, руководить ими, внушая не только страх, но и уважение. Он обладал особым обаянием, свойственным только ему одному.

Как все люди, он любил, когда его хвалят, а о его способностях в то время ходили легенды, ему действительно не было равных. За те несколько месяцев, что я проработал с ним, он не допустил ни одной ошибки. Я был у него „ширмачом", или „оттопырщиком", то есть помощником„щипача".

Когда мы катали в „марках" (трамвае или автобусе), я был на „прополе", то есть Профессор входил в транспорт с задней площадки, я — с передней: пройдя насквозь салон, он успевал прихватить несколько „лопат-ников", а при встрече со мною незаметно „спуливал" их в открытый портфель, который был у меня в руке.

Я выходил на ближайшей остановке, где-нибудь уединялся, потрошил „лопатники" и выкидывал их в мусорный ящик. Затем снова садился на маршрут, а Профессор подсаживался на следующей остановке. Всё повторялось до тех пор, пока он, узнав у меня, что мы уже добыли „шмеля", то есть „нащипали" достаточно, подавал мне знак, что „работа закончена".