— Я человек крещеный, православный, из потомственных иконописцев. Помнишь, что в заповеди написано: «Не убий, не пожелай жены ближнего…» Ну, насчет жены ближнего напрасно заявлено, сейчас как раз было бы кстати пожелать, но насчет убийства, это мы — строго. Мы же для церкви крестики пишем и этим кормимся, сам подумай.
— Где вчера Соснов грибы взял? Расскажи, как сели за стол?
Панфил снова попробовал взбунтоваться, но понял, что со мной не справиться, начал торопливо рассказывать, то и дело облизывая пересохшие губы.
— Выставка в Петербурге, в Русском музее — ну, как тут было не напиться? Хотя мы, холуй цы, и привычны к мировым выставкам, но головенка-то каждый раз кружится, все ж мы — провинциалы, деревня. Ну мы г; решили, как водится… отметить. С утра пораньше пошли на Кировский рынок. Телятину купили, картошку, яблоки, огурчики… А Соснов-старший начал выпендриваться, как всегда. Я, мол, скоро стану вегетарианцем. Увидел бабку с грибами и сразу к ней. Ку, грибы хотя бы трибами были, скажем, подберезовики или подосиновики, я уж не говорю о моховиках или беленьких. А тут — мразь, строчки, сморчки, на них смотреть без содрогания невозможно, как изгрызенные мышами куски губки, и запах настоящей помойки. Ну, а Соснову все это в самый раз.
— Мужик продавал, с бородой, в очках.
— Нет, не путай, баба пригородная, серая личность.
— Сможешь нарисовать?
— Я не на нее смотрел, а на грибы.
— Бабка крупную торговлю вела?
— Она держала в руках корзинку средних размеров. Соснов купил у нее так, на глаз, побольше килограмма. Мы посмеялись и пошли дальше.
— Водку где приобретали?
— В ларьке по дороге, недорого. Водка — дрянь, но в голову крепко ударяет. Так отдашь бутылёк?
— Еще несколько вопросов. Расскажи, как Соснов-старший грибы готовил.
— Обыкновенно — кастрюлю взял на кухне, отварил грибы. У кого-то дуршлаг достали, я ему помог грибки откинуть, воду слить.
— Кто на тарелку выкладывал, в комнату нес?
— Не видел, у меня на сковороде мясо подгорать начало. Потом я эти грибы уже на столе видел.
— Попробовал?
— Кому нужна эта отрава, когда у нас шницеля в палец толщиной из свежей телятины, сам подумай. Соснов-старший обозвал нас трупоедами, придвинул к себе тарелку с поганками, да так все и съел. Дальнейшее я не все помню.
— Как же вы, художники, интеллигентные люди, могли до такой степени напиться?
— Ха, не знаешь ты художников! На Новый год, бывало, тот же Соснов-старший так напьется, что лежит, как труп, а все-таки пальцем указывает на рот: влейте, дескать, еще стаканчик. А предания наши слышал? Богомазы холуйские наймутся в отъезд церкви расписывать, там пропьют все о себя и работают в церкви, завернутые в одеяла. Или художники в отъездах разбиваются на две партии, одна из которых пьет, другая работает. Или мастер приезжает расписывать стены храма с десятью помощниками, и пока он пьет неделю-другую — помощники отдыхают, не теряя заработка, потому что хозяин ценит мастера.