Стенающий колодец

Тем не менее все их планы оказались ни к чему.

IV

Теперь перенесемся в одну лондонскую контору. Сегодня 25 апреля. Вечер, двери заперты, внутри два инспектора полиции, швейцар и юный служащий. Двое последних, оба очень бледные и сильно взволнованные, сидят на стульях. Их допрашивают.

– Так, как долго, вы утверждаете, вы работаете у этого мистера Пошвица? Шесть месяцев? А чем он занимался? Посещал распродажи в различных местах и приносил домой свертки с книгами. Он держал где-нибудь магазин? Нет? Продавал их по случаю, а иногда и частным коллекционерам. Правильно. И когда он уезжал в последний раз? Более недели назад? Сказал он, куда ездил? Нет? Сказал, что уедет из дома и на работе его не будет… то есть здесь, так?.. за два дня; вам же надо было приходить, как обычно. А где он живет? Ага, вот адрес… Норвуд Уэй… ясно. Семья имеется? Не здесь? Так, что вы можете рассказать о том, что произошло здесь после его возвращения? Вернулся во вторник, правильно? А сегодня суббота. Привез с собой какие-либо книги? Один пакет; где он? В сейфе? Ключ у вас есть? Нет; да, он, разумеется, открыт. Как он выглядел, когда вернулся… веселый? Хорошо… что значит «странный»? Сказал, что, кажется, заболел, да… так он сказал? Странный запах у него в носу, никак не мог от него избавиться; попросил докладывать ему о том, кто захочет его видеть прежде, чем впускать? На него это было непохоже? То же самое происходило в среду, четверг, пятницу. Подолгу отсутствовал; сказал, что пойдет в Британский музей. Часто туда ходил по вопросам своего дела. Когда был в конторе, все ходил взад и вперед. Кто-нибудь заходил к нему в эти дни? В основном когда он отсутствовал. Кто-нибудь застал его? Ну да, мистер Коллинсон? Кто такой мистер Коллинсон? Старый покупатель… знаете его адрес? Хорошо… дадите потом. Теперь… что произошло сегодня утром? Вы оставили мистера Пошвица в двенадцать и пошли домой. Кто-нибудь видел вас? Вы швейцар? Оставались дома, пока вас не вызвали сюда. Хорошо.

– Теперь швейцар; у нас записано ваше имя… Уоткинс, так? Отлично, выслушаем ваше заявление, только не торопитесь, нам требуется его записать.

– На дежурстве я задержался, так как мистер Пошвиц попросил меня остаться и подать ему ленч, который был доставлен, как обычно. Я находился в вестибюле с одиннадцати тридцати и видел, как мистер Блай (служащий) ушел около двенадцати. После этого никого не было, только ленч мистера Пошвица принесли в час, и разносчик ушел через пять минут. Я устал ждать и пошел наверх, на второй этаж. Дверь в контору была открыта, я вошел и остановился у зеркальной двери. Мистер Пошвиц стоял у стола и курил сигару; положив ее на камин, он вынул из кармана брюк ключ и подошел к сейфу. Я постучал в стекло, надеясь, что он меня впустит и заберет поднос, но он не обратил внимания, а все возился с дверью сейфа. Наконец он ее открыл и, склонившись, стал вынимать из сейфа сверток. И потом, сэр, я увидел, что сверток был из старой белой фланели, четырех-пяти футов в длину. Он прямо выпал из сейфа и ударил мистера Пошвица по плечу – тот как раз наклонился; и мистер Пошвиц выпрямился, схватил сверток и вскрикнул. И боюсь, что вы мне не поверите, сэр, но я увидел на верхнем конце свертка что-то вроде лица – это сущая правда. Я и сам был очень удивлен, честное слово, а чего я только не видал за свою жизнь. Да, я могу его описать, сэр. Цветом оно было как вот эта стена (стена была выкрашена в землистого цвета клеевую краску), и шея перевязана какой-то лентой. А глаза такие высохшие… будто два огромных паука в дырках. Волосы? Нет, волос видно не было; голова была завернута во фланель. Я уверен, что это было не то, чем оно должно было быть. Нет, я видел это лишь мельком, но запомнил так отчетливо, словно сфотографировал… о чем сильно жалею. Да, сэр, оно упало прямо на плечо мистеру Пошвицу, и это лицо скрылось у него в шее… да, сэр, именно там, где теперь рана… будто хорек вцепился в кролика. И он упал и покатился, а я, конечно, попытался открыть дверь, но, как вам уже известно, сэр, она была заперта изнутри, и все, что я смог сделать, это всем позвонить, и приехал врач, и полиция, и вы, джентльмены, и вам известно все, что и мне. Если у вас больше нет ко мне вопросов, я был бы рад отправиться домой, я очень плохо себя чувствую из-за всего этого.

– Ну, – произнес один из инспекторов, когда они остались одни, – и…

– Ну? – вопросил другой инспектор после недолгого молчания. – Каково заключение врача? Вот оно. Да. Состав крови будто после укуса очень ядовитой змеи; смерть почти мгновенная. Я даже рад этому, он так ужасно выглядел. Задерживать этого Уоткинса смысла не имеет – с ним и так все ясно. А что делать с этим сейфом? Пойдем посмотрим на него еще раз; кстати, мы так и не глянули, что там в свертке, с которым он возился, когда все это приключилось.

– Только осторожнее, – посоветовал другой, – а вдруг там и впрямь змея? И посвети по углам сейфа. В нем достаточно места, чтобы маленький человек мог поместиться, вот только вентиляция?

– Может быть, – медленно произнес первый, осветив сейф электрическим фонариком, – может быть, много воздуха тут и не требуется. Ой, мамочка! Отсюда прямо бьет тепло! Как из печки, правда-правда. Слушай, а что это за пыль разбросана по всей комнате, будто сугробы? Она должна была развеяться, когда дверь открыли… ее должно было унести сквозняком… понимаешь? Что ты об этом думаешь?

– Думаю? То же, что и об остальном всем деле. Насколько я понимаю, еще один таинственный случай в Лондоне. Думаю, что ящик для фотографий, полный старыми молитвенниками, вряд ли нам поможет. Этот сверток предназначен как раз для них.

Высказывание сие было естественным, но поспешным. Все предыдущее повествование, тем не менее, доказывает, что для разрешения этого дела материала было предостаточно; и, когда месье Дэвидсон и Уитам добрались до Скотланд-Ярда, все концы сошлись с концами и круг замкнулся.

К облегчению миссис Портер, владельцы Брокстона пришли к решению не возвращать книги в часовню; кажется, они хранятся в городском банковском сейфе. У полиции имеются свои методы скрывать определенные дела от прессы; в противном случае вряд ли бы рассказ Уоткинса о смерти мистера Пошвица ускользнул бы от журналистов.

Соседская межа

Те, кто очень любит читать или сам пишет, при виде любого скопления книг немедленно к ним бросаются. Такие люди не в состоянии пройти мимо книжного прилавка, магазина, даже обычной полки в спальне, чтобы не ознакомиться с заголовками. Ну, а когда они оказываются напротив чужой семейной библиотеки, хозяину не приходиться мучить себя мыслями, чем бы занять гостя. Такой гость мгновенно начинает ставить разбросанные книги на место и приводить в порядок книжные ряды, которые служанка, вытирая пыль, оставила в угрожающем состоянии. Подобному занятию я как раз и посвящал серый дождливый августовский день в Беттон Корте. Случайно раскрыв издание ин-октаво восемнадцатого века, дабы взглянуть «о чем там бишь она», я через пять минут пришел к выводу, что чтение ее заслуживает, дабы с ней уединиться…

– Вы начали свой монолог в истинно викторианской манере, – заметил я, – продолжение ожидается таким же?

– Вспомните, будьте добры, – ответил мой друг, глядя на меня поверх очков, – что я – викторианец, как по происхождению, так и по образованию, и что викторианское древо может принести отнюдь не викторианские плоды. К тому же подумайте, сколь много умной и зрелой чепухи о викторианском веке написано ныне. Возьмем, к примеру, эту статью, – продолжал он, положив на колени бумаги, – «Пораженные годы» в литературном приложении к «Таймс»… в состоянии? Разумеется, в состоянии; но ах, душа моя и тело, будьте любезны, передайте ее мне, она на столе рядом с вами.

– Я-то предполагал, что вы собираетесь прочитать мне что-нибудь, что сами написали, – сказал я, не пошевелившись, – но, конечно…

– Да, разумеется, – ответил он. – Хорошо, начну со своего рассказа. Но мне бы очень хотелось потом объяснить, что я имею в виду. Ладно… – И, поправив очки, он взял исписанные листы бумаги. – …с ней уединиться. В Беттон Корте давным-давно были слиты вместе две загородных библиотеки, и ни один из последующих работников обоих фондов даже не потрудился, чтобы сделать хоть какой-нибудь отбор или списать дубликаты. Хочу сразу заметить, что не собираюсь рассказывать о том, какие редкости могли оказаться там: ни об ин-кварто Шекспира, переплетенном в один переплет с политическими трактатами, ни о чем либо подобном. А хочу вам поведать о происшествии, которое случилось там со мной… это происшествие я совершенно не в состоянии объяснить, так как все случившееся абсолютно не укладывается в рамки моего привычного образа мыслей.

Как я уже и говорил, был дождливый августовский день, и ветреный, и теплый. За окном качались мокрые от дождя огромные деревья. Меж ними проглядывала земля зеленых и желтых красок (поместье находится высоко на холме), а вдали за пеленой дождя синели горы. В вышине беспокойно и безнадежно неслись к северо-западу низкие облака. Я отложил свою работу – если это можно было назвать работой – и застыл у окна, глядя на все, что я описал: и на зеленую крышу дома справа, с которой стекала вода, и на церковную башню, что высилась рядом со зданием. Все благоприятствовало тому, чтобы спокойно продолжать работу – погода явно прояснится не скоро. Поэтому я вернулся к полкам, вытащил восемь или девять томов, озаглавленных «Трактаты», и положил их на стол, дабы просмотреть повнимательнее.