– Да, я действительно думал, что вижу их. Да, я бы сказал, что их осталось там немного, как раз расходятся. А теперь… клянусь Юпитером, на виселице явно кто-то висит. Только этот бинокль такой тяжелый, не могу долго держать его прямо. Кстати, поверьте мне, никакого леса там нет. Завтра покажете мне дорогу на карте, и я туда отправлюсь.
Некоторое время сквайр продолжал предаваться размышлениям. Наконец он пошевелился и произнес:
– Да, наверное, это будет самое лучшее. А теперь нам пора возвращаться. Нас ожидают ванна и обед.
По дороге домой он был неразговорчив.
Вернулись они через сад, вошли в парадный холл, где оставили свои палки. Тут же они обнаружили пожилого дворецкого Паттена, явно встревоженного.
– Прошу прощения, мастер Генри, – начал он незамедлительно, – но, кажется, произошло несчастье. – И он указал на открытую коробку из-под бинокля.
– И ничего более страшного, Паттен? – спросил сквайр. – Неужели я не имею право взять свой собственный бинокль и одолжить его другу? Причем купленный за свои же деньги, насколько тебе известно. На распродаже имущества старого Бакстера, так как?
Паттен поклонился, но слова его хозяина явно не убедили его.
– Хорошо, мастер Генри, раз вы знаете, где он. Просто я подумал, что обязан предупредить вас, потому что, насколько я помню, эта коробка стояла на полке с той поры, как вы купили ее, и простите, но после того, что случилось…
И он заговорил тише – Фансшоу слов его не расслышал. Сквайр ответил несколькими фразами и резким смешком, а потом пригласил Фансшоу посмотреть комнату, которую ему приготовили. И в этот вечер ничего, что имело бы отношение к данной истории, на мой взгляд, не произошло.
За исключением того, что ночью Фансшоу овладело предчувствие, что на свет божий выпущено нечто, чего выпускать было не должно. Эта мысль посетила его во сне. Он шел по саду, чем-то ему знакомому, и остановился у декоративной горки, сложенной из обломков каменной церковной кладки и скульптурных изображений. Одна из них привлекла его интерес – капитель с вырезанными на ней картинами. Он знал, что должен ее вытащить. Сначала с легкостью, которой и сам удивился, он раскидал камни, загораживающие ее, а потом вытащил столб. И тут же к его ногам со звоном упала жестяная табличка. Он поднял ее и прочитал:
«Ни в коем разе не трогайте этот камень.
Как часто бывает во сне, он почувствовал, что сей запрет крайне важен, и с беспокойством, равносильным страданию, стал оглядываться в поисках камня.
Но тот пропал. А на его месте появилось отверстие в нору, и он наклонился и заглянул в нее. Внутри что-то зашевелилось, и, к неописуемому его ужасу, перед ним возникла рука – чистая правая рука в чистом рукаве с манжетой. Казалось, она жаждет поздороваться. Он подумал, не будет ли невежливо с его стороны проигнорировать руку. Но пока он раздумывал, рука стала волосатой, грязной и тощей, мало того, на сей раз она явно пыталась схватить его за ногу. Тут ему стало не до этикета, он закричал, рванулся и проснулся.
Вот такой приснился ему сон, Фансшоу казалось (такое тоже часто случается), что во сне что-то еще происходило с ним до этого, и тоже важное, но не столь поразительное. Проснувшись, он некоторое время лежал, вспоминая подробности сна, и особенно рисунки на капители, на которые он почти не обратил внимание. Во сне что-то в них было не так – в этом он не сомневался, но что именно, он так и не вспомнил.
То ли из-за этого сна, то ли из-за того, что шел первый день его отпуска, рано вставать он не стал. И бросаться в путешествие по округе тоже. Утро он посвятил наполовину ленивому и наполовину поучительному образу жизни – проглядывал тома трудов местного Археологического общества, где имелось огромное количество статей мистера Бакстера о находках кремневых орудий труда, римских раскопках, монастырских развалинах – в общем, по всем разделам археологии. Написаны они были странным, напыщенным полуграмотным языком. Этому человеку бы да образование, подумал Фансшоу, какой бы ученый из него получился, хотя, возможно, он и был таковым (сие заключение осенило его чуть позже), но из-за склонности к противоречию и полемике, причем в такой нравоучительной манере, словно он обладал наивысшим знанием, его работы производили неприятное впечатление. И художником он, по всей видимости, был приличным. К одной из статей был приложен рисунок предполагаемых реставрационных работ и расширения монастырской церкви, и задумано это было превосходно. Самой выдающейся деталью церкви была красивая центральная башня со шпилями. Она напомнила Фансшоу башню, которую он видел с холма и которая, по словам сквайра, принадлежала Олдборнской церкви. Но надпись под рисунком гласила, что это не Олдборнский монастырь, а Фулнакерский. «Ага, – подумал он, – по всей вероятности, Олдборнская церковь была построена монахами из Фулнакера, и Бакстер перерисовал Олдборнскую башню. Нет ли каких примечаний? Вот оно что – опубликовано после его смерти… найдено среди бумаг».
После ленча сквайр поинтересовался у Фансшоу, что он собирается делать.
– Часа в четыре сяду на велосипед, – ответил Фансшоу, – и поеду в Олдборн, а по пути назад навещу Холм Висельника. Придется сделать круг миль в пятнадцать, я прав?
– Да, примерно, – подтвердил сквайр. – Тогда вы будете проезжать мимо Ламбсфилда и Уонстоуна, там тоже есть на что поглядеть. В Ламбсфилде на окна церкви, а в Уонстоуне на камень.
– Прекрасно, – сказал Фансшоу, – по дороге где-нибудь перекушу. А можно я возьму бинокль? Я прикреплю его ремнем к багажнику.
ebooksa