Душегуб из Нью-Йорка

22
18
20
22
24
26
28
30

Первая пуля угодила Мигелю в сердце, и он рухнул на спину, как деревянная кукла. Запахло пороховой гарью. Второму мексиканцу кусок свинца залетел в открытый от удивления рот, а третий упал и от страха обмочился.

– Не убивай, Энтони! У меня больная мать. Кроме меня, за ней некому ухаживать, – причитал бедолага.

Морлок смотрел за происходящим совершенно спокойно, и на его устах играла едва заметная улыбка. Судя по всему, он был готов к такому развитию событий. Итальянец повернулся к нему и спросил:

– У тебя не найдётся циркуля?

– А зачем он тебе?

– Хочу проверить, где у него середина лба.

– Целься чуть выше переносицы и не ошибёшься.

– Думаешь? – улыбнулся итальянец.

– Уверен.

Энтони выстрелил. Мексиканец успел перед смертью закрыть глаза и отвернуть голову вправо, и потому дырка размером с дайм[88] появилась в левой части лба. Свежей кровью запахло ещё сильнее.

– Надо будет теперь вырыть три могилы, – грустно выговорил итальянец. – А я надеялся промочить горло и отдохнуть.

– Нам не придётся ничего рыть. С месяц назад был сильный ветер. Он повалил старую ель. От корней осталась глубокая яма. Сбросим туда трупы и засыплем. Управимся за полчаса. – Морлок глянул с недоумением на Энтони и спросил: – Послушай, а для чего ты так долго разыгрывал эту сцену со слитком, с десятью долларами, с сумкой и тропинкой через лес? Мог бы сразу их и пристрелить ещё у дома. Уж пару ящиков мы бы с тобой как-нибудь бы донесли. И не пришлось бы отмывать от крови пол и стены.

– Знаешь, что самое страшное на фронте?

– Наверное, смерть?

– Нет. Ожидание смерти и неизвестность. Ты не знаешь, будешь ли жить через минуту, через час или через сутки. Возможно, ты погибнешь во сне, а может, доживёшь до окончания кровавой бойни и вернёшься домой живым и невредимым. Над тобой довлеет какая-то неведомая сила, распоряжающаяся твоей жизнью. Возможно, это Бог, а возможно, ещё кто-то. А судьбу этих чиканос[89] я решил ещё на складе, когда после убийства охранника пришлось увеличить их оплату вдвое. В противном случае они бы сорвали всё дело. А могли бы и копов навести в отместку… Вот я и растягивал удовольствие, понимая, что топтать землю им осталось совсем недолго. Разве это не высшее наслаждение?

– Я тебя понимаю, – осклабился Морлок и хрустнул костяшками пальцев. – Только это не пик блаженства. Есть кое-что получше.

– И что же? – скривив недоумённой гримасой рот, спросил Энтони.

– Например, довести человека до состояния крайнего отчаяния, затем подарить ему надежду на вполне реальное спасение и, дождавшись, когда он поверит в него всей душой и обрадуется, сообщить ему о неминуемой и мучительной смерти. Вот тут главное – заглянуть ему в глаза! А там – пропасть, там бездна страха! Ни один актёр не сыграет так, как твоя жертва… Дарить надежду и тут же её отбирать – огромное удовольствие.

– Такого я ещё не слыхал. Даже на фронте. – Итальянец поднял на собеседника недобрый взгляд и сказал: – Мы два чудовища. Сдохнешь ты или я – земля лишь очистится.

Морлок приблизился к Энтони на шаг и сказал: