Последняя инстанция

Переспрашиваю о деньгах. Точно ли помнит? Точно. Не в бумажнике, а прямо в кармане? Прямо в кармане, навалом. А с буфетчицей не расплатился.

Зазор. Тут уж Подгородецкому врать нет никакого смысла. Напротив, деньги для преступника — приманка. Ну, а если намек: ограбление на улице? Но пальто ведь не повреждено. Затащили куда-нибудь, завлекли? На этот счет была уже у нас версия с Лешкой полтора месяца назад. Все начинается сызнова? Тяжелая штука.

Две половинки; как бы еще приткнуть их одна к другой?

— Когда вошел, — спрашиваю, — было ли что-нибудь в руках?

— С чемоданом явился, — отвечает Подгородецкий, — с чемоданом и отбыл.

Этот зазор похлеще того. Чемодан-то был оставлен в камере хранения! Два чемодана? Исключено. И буфетчица, и сержант отдела транспортной милиции засвидетельствовали, что Ехичев был налегке. Двое Ехичевых? Нет, в этот лабиринт меня теперь калачом не заманишь.

С чемоданом ушел, но когда подобрали его дружинники, не было никакого чемодана.

— Видите, Геннадий Васильевич, — говорю, — существенная подробность. А вы на нее почему-то меня не сориентировали.

Подгородецкий огорчен; с досадой, с ожесточением скребет ногтями затылок.

— Выпало, Борис Ильич! Извиняюсь.

Если бы только это, как-нибудь уж принял бы его извинения.

Встаю, выключаю магнитофон.

А ему, Подгородецкому, вроде бы жаль, что сеанс, как говорится, окончен. Жаждет что-нибудь добавить? Нет, не жаждет. Разве что про чемодан: легонький такой, пара белья, наверно, и зубная щетка — копеечное барахло; не до барахла было, когда человек скончался. Ну, это понятно. Я ему передаю исписанные мною листы; как всегда передаю, как обычно. Но редко бывает, чтобы выступающий в роли свидетеля был мне так антипатичен.

Он подписывает не читая — дело хозяйское. Рука дрожит — вижу. Да не трясись ты! — меньше врал бы, здоровее были бы нервы.

— А под стражу, Борис Ильич? — опять пытается шутить. — Или до следующего раза?

— До следующего, — отвечаю в том же духе. — Вы ж от нас никуда не денетесь.

Он, видимо, все-таки надеется, что я подам ему руку.

— Никуда не денусь, Борис Ильич. С гарантией.

Я руки ему не подаю.

— Мораль еще за мной. Учтите.