Последняя инстанция

Как выражаются любители изящного слога, комната погружена была в полумрак. «Мне бы, Константин Федорович, трибуну, юпитеры и регламент», — сказал я. Он включил верхний свет: «Создаю условия. Сколько просит докладчик?» — «Полчаса. И в прениях — десять минут». — «Ну, это еще по-божески, — сказал он. — Давай».

Мне предложено было кресло — вместо трибуны, но я, поблагодарив за любезность, прошелся по комнате и стал спиной к зашторенному окну.

— Соблюдаешь дистанцию? — насмешливо спросил К-Ф. — То есть независимость?

Можно было подумать, что он догадывается, о чем собираюсь говорить. Но я так не подумал. Ни о чем он не догадывался, а просто спешил мне на выручку по-своему. Он видел, что я почему-то медлю, и решил подстегнуть меня в своей обычной манере.

Я отвернул оконную штору и взгромоздился на подоконник.

— Моей независимости, Константин Федорович, ничто, не угрожает.

Он спросил:

— Тебе там удобно?

— Вполне, — поерзал я, усаживаясь. — Если, конечно, вас это не шокирует.

— Ничуть, — сказал он и даже поднял руки — загородился от меня ладонями, от ерунды, которую порю. — Привык. Ты ведь у нас оригинал и постоянно смотришься в зеркало, чтобы, не дай бог, чего-нибудь такого не утратить…

— А вы никогда не смотритесь, Константин Федорович?

Сомкнув ладони ковшиком, он поднес их к губам, отпил чуть-чуть из ковшика и долго не мог оторваться.

— Смотрюсь, возможно. Свойство человека. Но не нужно смотреться на людях.

— А это тоже свойство, — сказал я. — Свойство характера. Одни любуются собой тайком, а другим скрываться не приходит в голову.

Он отпил еще из ковшика.

— Ну, ты и загибаешь! Нам-то уж с тобой особенно любоваться не приходится. Я — рядовой юрист, а ты — рядовой журналист, с той только разницей, что у тебя в запасе годков этак двадцать… — Он пощупал подбородок — не колюч ли, не жестковат ли. — Разница, конечно, существенная, но на сегодняшний день…

— В жизни надо быть первым, — сказал я. — Иначе незачем жить.

— А вторым? — спросил К. Ф. с затаенным ехидством, будто бы радуясь, что удалось изловчиться, поддеть меня походя.

— Или вторым. Но зеркальце у вас, Константин Федорович, есть. Не верю, чтобы его не было. Оно упрятано где-то. В ящике письменного стола. Под замком. Без этого зеркальца чахнут. Снимаются с учета по месту работы, — сказал я. — И берутся на учет по месту жительства.

Он перебил меня с досадой: