Знакомьтесь – Тигр! Святой выходит на сцену

22
18
20
22
24
26
28
30

X

Святой прочел письмо Шастелю в коктейль-баре на Пикадилли. Бокал мартини был сейчас как нельзя кстати, однако долгое время он стоял нетронутым: очень скоро стало понятно, что Эдгар Хейн — дичь куда более крупная, чем виделось в самых смелых мечтах.

Затем Святой вдумчиво выкурил две сигареты, строя дальнейшие планы с вниманием к мельчайшим деталям. Стратегия была выработана за каких-то полчаса, еще четверть часа и еще одна сигарета ушли на всесторонние прикидки — не упущено ли что-то. Только убедившись в полной надежности планов, Святой пригубил свой напиток.

Первый шаг привел его в почтовое отделение на Пикадилли, где он написал и отправил длинную кодированную телеграмму некоему Норману Кенту, находившемуся в Афинах по его поручению. Слава божкам фортуны, что по счастливому стечению обстоятельств на месте был свой человек!

Далее Святой переместился от стойки в телефонную будку, набрал номер и минут десять вел серьезный разговор с неким Роджером Конвеем, давая тому обстоятельные указания. И удовлетворился, только когда тот в точности все повторил, показывая, что понял и запомнил.

— Сейчас Хейн уже должен быть в курсе, что мне известно о его связи с Шастелем, — заключил Святой, — если только он не отправил письмо не глядя. Исходить нужно из предположения, что Хейн все знает, — соответственно, связь со мной по-прежнему держать только по самому безопасному из всех безопасных каналов и удвоить бдительность. Не стану от тебя скрывать: полагаю, в течение последующих сорока четырех часов меня будут весьма усердно пытаться устранить. Если до утра понедельника я не окажусь на кладбище, то уж точно не по вине нашего дорогого Эдгара.

Конвей было запротестовал, но Святой тут же пресек это.

— Ты будешь куда полезнее для меня, если останешься в тени. Нет никакого смысла нам обоим подставляться под пули. Не волнуйся, я пока еще ни разу не играл в жмурика и теперь не собираюсь начинать!

Он был в превосходном настроении, как и всегда в ожидании жестких и решительных действий. Кровь быстрее бежала в жилах, глаза неутомимо стреляли по сторонам. Он не уставал благословлять отличную форму, в которой поддерживал свои нервы и мускулатуру. Тот факт, что взнос за страхование его жизни любая сколько-нибудь осторожная компания подняла бы сейчас процентов на пятьсот, не смог бы ни на йоту поколебать решимость Святого. Так уж он был устроен.

Следующие несколько часов Саймон ничего не мог сделать для достижения поставленной цели, поэтому он решил потратить их на себя и как следует поразвлечься. Его совершенно не беспокоило, что за этим кратким антрактом последует время, полное опасностей и лихорадочных действий, — приближение решительного часа скорее даже придавало всему дополнительную пикантность.

Конечно, Святой не мог быть уверен, что Хейн обнаружил подмену письма, однако такая возможность оставалась вполне реальной, несмотря на великолепный экспромт с подделкой почерка. Но даже без этого полученный от Хейна чек и его уверенность служили залогом того, что до утра понедельника Святому предстоит пережить немало весьма напряженных моментов. Руководящим принципом Саймона Темплара, который в прошлом чудесным образом выводил его невредимым из бесчисленных отчаянных авантюр, был принцип всегда предполагать худшее и не надеяться на удачу.

Святой не торопясь перекусил, после чего приятно провел время в ближайшем кинотеатре до половины седьмого. Затем вернулся домой переодеться и был слегка разочарован, что ответ на телеграмму еще не пришел. Потом последовал ужин. Вечер прошел в клубе, где Святой танцевал с прелестной и совершенно очаровательной Патрисией Холм — ничто человеческое не было ему чуждо, и именно к ней он питал тогда слабость.

Погода стояла теплая, и они возвращались по Риджент-стрит пешком, дыша свежим воздухом. На Хановер-сквер, возле пересечения с Брук-стрит, Святой заметил первое предзнаменование грозы. Бесцеремонно схватив Патрисию за плечи, он дернул ее обратно за угол, пока их не успели заметить. Мимо как раз проезжало такси. Святой остановил его и затолкал девушку внутрь, прежде чем она успела сказать хоть слово.

— Тебя отвезут в «Савой», — сообщил он. — Закажешь там номер и будешь сидеть в нем, не высовывая даже кончик своего хорошенького носика, пока я за тобой не приду. Не верь никому другому, никаким посланиям. Жди только меня, собственной персоной. Я появлюсь в понедельник около полудня. Если нет — связывайся с инспектором Тилом и ребятами и поднимай шум, но не раньше этого времени.

Патрисия нахмурилась, глядя на него с подозрением.

— Святой, — проговорила она тоном, который он знал и любил, — ты опять пытаешься вывести меня из дела!

— Дорогая старушка, — негромко откликнулся тот, — я давно отказался от такого намерения, как и от того, чтобы убедить тебя жить спокойной, респектабельной жизнью. Я знаю, что это невозможно. Ты можешь встревать в любую игру, и меня не волнует, если нам придется сражаться с целыми бандами негодяев в Нью-Йорке, Чикаго, Берлине или Лондоне. Но сейчас предстоит именно такая грязная работа, в которую я не хочу тебя впутывать. Понятно, старушка Пат?.. Тогда пока!

Он захлопнул дверцу такси, дал шоферу указания и проводил отъезжавшую машину взглядом. В этот момент Святому как никогда хотелось жить. Задние габариты авто, а с ними и Патрисия Холм, исчезли за углом. Саймон Темплар со вздохом развернулся, невольно расправил плечи и зашагал по Брук-стрит.

Он заметил стоявшую у тротуара напротив входа в свою квартиру закрытую машину, даже на вид весьма скоростную. Рядом, сбившись в небольшую кучку, с самым невинным видом переговаривались четверо. Все это заставляло предположить худшее. Обманчиво безобидные детали явно свидетельствовали о заговоре со стороны Хейна — такое впечатление сложилось у Святого с его привычкой к дьявольской подозрительности.

Он продолжал идти все тем же неспешным шагом. Левая рука, нырнув в карман брюк, нащупала на связке ключ от входной двери; в правой Темплар крутил трость, с которой в последнее время не расставался. Черная фетровая шляпа была сдвинута назад. Вся его внешность буквально излучала модную элегантность и святую безвредность — он никогда не выглядел таким спокойным, как в моменты, когда внутри загорались красные сигналы опасности.