Познание смыслов. Избранные беседы

22
18
20
22
24
26
28
30

Практически от Японии до Югославии.

Так вот, я понимаю, что в тот момент общее невежество скорее говорило этим скакавшим людям, что в любой момент может быть обрыв, а после него – «край земли», то есть туда просто провалишься…

Во-первых, они прежде всего взяли Китай, а взяв Китай, они использовали всё, что Китай знал, – а Китай очень много знал о тогдашнем мире. Во-вторых, эти люди были далеко не так неинформированы. Не невежественные степняки – несколько столетий очень сложной подготовки к такой жёсткой и силовой работе с миром. Я напомню, что Аттила происходит оттуда. Где-то семь веков, как минимум, – это масштабная работа степных кочевников с большим миром.

Но, если говорить о Чингисхане, то тут поразительна смычка по парадигме действия с Римом, потому что Рим, который завоёвывал весь мир вокруг, начиная с Греции, был невероятно проще, грубее, чем то пространство, которое он брал «за бороду». Кстати, бороду Рим рассматривал признаком варварства. Поэтому «barbaros» – это от «бороды». Бородатый – значит поклоняющийся каким-то своим туземным божествам, родоплеменной, а у нас граждане – универсальный суперполис. При этом всё это было очень примитивно.

Для них эллины были недосягаемыми учителями; мировоззрение римлянина – лучшее из того, чего они достигли, – это Лукреций «О природе вещей», и то это материалистическое произведение. Маркс, Энгельс любили это произведение, но это вульгарная вещь.

Римляне всегда считали себя наследниками древних греков…

Но при этом они были по отношению к грекам как замполит, который проводит с солдатами политинформацию, к «Капиталу» Маркса, – вот примерно такое же соотношение.

Так вот, я хочу сказать, что Чингисхан в этом смысле очень похож на Рим: это дисциплина, это ноу-хау. Во главе угла всегда ноу-хау. Почему они били всех? Они били рыцарские армии, княжеские армии, били огромную китайскую армию. Потому что у них было ноу-хау, колоссальная дисциплина, никаких внутренних вопросов, никакого экзистенциального сомнения. В принципе это римская идея – создать пространство дисциплины, в которой закон является началом и концом, альфой и омегой всякого существования. Это подчинение человека Великому Существу. Не всякий закон является принципом подчинения человека Великому Существу. Есть шариат. Идея шариата как божественного Откровения – это рассогласование отражения в своих движениях с движениями Великого Существа.

Потому что Яса придумана Чингисханом, и в этой Ясе нет самого главного – в ней нет идеи Смысла. В ней есть идея некой справедливости горизонтального плана, практической пользы. Вот город взят – и на три дня пей, гуляй допьяна, как писал Багрицкий.

Вернёмся к свободе. К той самой, может быть, экзистенциальной свободе – человек один против всего мира…

Человек один против всего мира – это одинокий герой. А в одной из передач мы коснулись темы «коллективный герой». С какого-то момента одинокий герой получает весть, что его бунт против Чархи фаляк, Колеса Времени, не так уж безнадёжен. Что в этом дуализме, который совершенно безнадёжен, заперт замком, в этом дуализме оригинала и отражения есть третий момент – источник искры в Адаме, то есть непостижимый Субъект, Который находится вне Бытия, вне сущего, вне интеллигибельности. Субъект, Который присутствует в твари в качестве точки нетождества, которая есть рассогласование оригинала с отражением.

Эта точка нетождества есть сознание, свидетельствование, принцип свидетельствования. И здесь мы обнаруживаем, что весь исторический процесс, всё, чему нас учит цивилизация, все правила игры, – есть не что иное, как подавление этой точки, принуждение человека забыть об этом, вообще перевести его в формат подчинения Бытию, правилам игры, и в конечном счёте – Великому Существу. Язык функционирует в современном человечестве не в том аспекте, как он был принесён Адамом, не как средство мысли, а в компромиссном, искажённом, как средство коммуникации. Это некий компромисс между этим посылом, связанным с сознанием и Бытием, в котором заложен принцип «мудрости».

Традиционные метафизики, ориентированные на это существо из огня, называют «мудростью» тотальную покорность, полное совпадение с оригиналом и растворение во всех возможных состояниях этого оригинала. Это есть «мудрость». «Мудрость», которая изложена Платоном как «мир идей». Что такое «мир идей»? Это набор возможных состояний Бытия. Это Бытие и Великое Существо как Всё в практической реализации. «Мудрость» – это уход «туда».

Но человек стоит на двух ногах, где между ног пропасть. С одной стороны у него откровение Адама, а с другой стороны – его глиняная природа. И он совмещает это в форме актуальной цивилизации – римской, древнегреческой и так далее. Эти цивилизации ему языком Адама рассказывают об истинах Сатаны. В этом суть. И этот парадокс является дополнительными нитями паутины, которая человека опутывает, потому что проблема свободы явно подвергнута искажению. Например ему говорят, что свобода – это «свобода выбора». Свобода выбора между двумя объектами, феноменами. Это явная подтасовка. И самая главная «свобода выбора», которая является подтасовкой, – это предложение ему религиозного измерения этой подтасовки: «свобода выбора между добром и злом». Нет этого! Конечно, можно выбирать между добром и злом, но только это не является свободой. Это выбор между яблоком и червяком, который это яблоко ест.

Если не ошибаюсь, ещё Конфуций задавал этот вопрос – если платить добром за зло, то чем же тогда платить за добро?

Возможна ли свобода (продолжение)

16.04.2016

Давайте поговорим сегодня о формах свободы.

Да. Этот разговор действительно является переходом к существенной части, потому что до этого мы пришли в целом к такой позиции, что под свободой имеется в виду эмансипация от Великого Существа, отражением которого является человек в зеркале этого мира. Помните, там был образ Джона Ди, который хлестал своё отражение, чтобы то сделало какое-то своё движение, не совпадающее с движением оригинала.

Оказывается, что общество, которое является тенью Великого Существа на земле и ответственным за корреляцию между отражением и оригиналом, ведёт жестокую, беспощадную борьбу со свободой. Я имею в виду реальное общество – не то, что называется «гражданским обществом» и так далее, не всякие там суррогатные подставки, – а то, что можно назвать «коллективным фараоном». Общество как пирамида, которая все свои элементы запирает в жёсткую систему, которая не позволяет никаких движений никакому элементу, то есть эти элементы не ходят, не играют.