Он прервал свою речь и энергично принюхался.
— Какого дьявола, что это за аромат?.. Ведь здесь же не будуар хорошенькой женщины!.. Ах, черт подери, понял!.. Фауста!.. Какая другая женщина, кроме Фаусты, согласится по собственной воле спуститься в такую могильную яму? Тем более, что меня охватывают странные ощущения. Я с трудом дышу… Голова делается тяжелой… я весь цепенею… меня одолевает сон…
И с лукавой улыбкой, поистине поразительной в подобных обстоятельствах, шевалье спросил самого себя:
— Хотел бы я знать, что еще могла придумать Фауста, испробовав в своих попытках убить меня столько всяческих способов?
В этот момент, словно отвечая на его вопрос, наверху, в потолке, открылось отверстие величиной с ладонь, через которое пробился едва заметный луч света, и одновременно с этим, голос, тотчас же узнанный Пардальяном, произнес следующие слова:
— Ты умрешь, Пардальян.
— Черт возьми, — отозвался шевалье, — раз уж милейшая Фауста обращается ко мне с речью, стало быть, дело может идти только о смерти. Посмотрим, что она приберегла для меня на сей раз.
— Пардальян, — продолжала принцесса, — я хотела убить тебя железом — ты победил железо, я хотела убить тебя, утопив, — ты победил воду, я хотела убить тебя огнем — ты победил огонь. Ты спросил меня: «К какой стихии вы прибегнете теперь?» И я отвечаю тебе: «К воздуху». Ты Пардальян, дышишь воздухом, напоенным ядом. Через два часа ты погибнешь.
— Вот оно — объяснение, которое я искал. Представьте себе, сударыня, что я был заинтригован этим ароматом; как только я его почувствовал — вы, быть может, мне не поверите, но, честное слово, это так, — я тут же подумал о вас.
— Я верю тебе, Пардальян, — голос Фаусты звучал сурово. — И что же ты подумал?
— Я подумал, — холодно сказал Пардальян, — что на свете существует только одна женщина, способная добровольно спуститься в яму вроде этой — вы, сударыня. Я подумал, что уж коли Фауста спустилась в эту яму, то исключительно ради того, чтобы принести сюда смерть и превратить яму в могилу. Вот что я подумал, сударыня.
— Ты верно все понял, Пардальян, и ты умрешь, убитый тем воздухом, который ты вдыхаешь и который я отравила.
Было нечто фантастическое в этом разговоре двух человек, которые не видели друг друга и которые беседовали друг с другом, разделенные толщей потолка и говоря спокойным и словно бы даже равнодушным тоном совершенно чудовищные вещи, причем один из собеседников был, если можно так выразиться, уже в могиле.
Тем временем Пардальян отвечал:
— «Ты умрешь, Пардальян! Ты умрешь, Пардальян!» Ну, это вы поторопились, сударыня. У меня, видите ли, крепкие легкие, и будь я проклят, если мне не сдается, что я из тех людей, кто устоит перед любым ядом, чем бы вы там ни пропитали воздух! Мне очень горько за вас, сударыня, ведь это у вас прямо-таки помешательство — во что бы то ни стало и любым способом убить меня… вот только, черт побери, хотел бы я знать — почему?
— Потому что я люблю тебя, Пардальян, — мрачно произнес голос Фаусты.
— Но, разрази меня гром, это уж скорее причина для того, чтобы, напротив, оставить меня в живых! По крайней мере, по моим наблюдениям, люди, искренне любящие друг друга, всегда дорожат жизнью любимого существа более, чем своей собственной. Как бы там ни было, сударыня, я полагаю, что избегну вашего яда точно так же, как избежал железа, воды и огня.
— Возможно, Пардальян, но даже если ты избегнешь яда, ты все равно обречен.
— Ну-ка, объясните мне, сударыня, в чем тут дело… надеюсь, я не покажусь вам излишне любопытным.
— Ты умрешь от голода и жажды.
ebooksa