— Через эти отверстия, — спокойно проговорила она, — не только отлично видно, как вы сами могли убедиться, но еще и отлично слышно все, что здесь говорится. Благодаря этому углублению я, втайне от всех, присутствовала на двух последних заседаниях, состоявшихся в этом зале… Следует ли мне добавлять, что я знаю ваш секрет?
Центурион рухнул на колени, уткнулся лицом в песок и прохрипел:
— Сжальтесь, сударыня!
Фауста кинула на жалкое создание, пресмыкающееся у ее ног, взгляд, исполненный величественного презрения, и больно ткнула Христофора носком туфельки.
— Вставайте! — произнесла она сквозь зубы. — Не думаете же вы, что я взяла вас к себе на службу для того, чтобы немедленно предать в руки инквизиции?
Одним прыжком Центурион вскочил на ноги. Если раньше он чуть не лишился чувств от страха, то теперь едва не потерял сознание от радости.
— Так вы не собираетесь выдавать меня? — пролепетал он.
Фауста пожала плечами.
— Вы помешались от ужаса, — сказала она холодно.
И проговорила угрожающе:
— Берегитесь! Я не потерплю рядом с собой труса.
Центурион издал громкий вздох облегчения и, выпрямившись, воскликнул:
— Клянусь Господом Богом! Я не трус, сударыня, и вам это отлично известно! Но каков же был мой ужас, когда я решил, что вы собрались выдать меня.
И очередной раз вздрогнув, он добавил:
— Я тайный агент святой инквизиции и слишком хорошо знаю, на какие чудовищные муки обречены те, кто предает ее. Клянусь вам, что и не будучи трусом, можно сойти с ума при одном только упоминании об этих пытках. Уготованное мне в случае измены делу матери-церкви превосходит все, что может вообразить человеческий ум, и потому я без малейших колебаний заколол бы себя на ваших глазах, лишь бы избежать грозящей мне ужасной участи.
Фауста взглянула на него. Центурион вновь обрел все свое хладнокровие и явно был искренним.
— Ну что ж, — сказала она, смягчившись, — я прощаю тебе твой ужас перед пыткой. Я также прощаю тебя за то, что ты захотел скрыть от меня вещи, интересовавшие меня. Но чтобы это было в последний раз! Служба принцессе Фаусте должна быть для тебя превыше всего, даже превыше интересов твоего короля и святой инквизиции. Тебе не следует оценивать события, в которые ты можешь быть вовлечен. Ты просто должен докладывать мне обо всем, что ты видишь, слышишь, делаешь, и даже обо всем, что ты думаешь… А уж мое дело понять, какую выгоду можно извлечь из твоих докладов. Ты принадлежишь мне и будешь — с пользой для меня — предавать тех, кто использует тебя… однако не вздумай предать меня самое, иначе ты сломаешь себе шею. Ты слушаешь?
— Слушаю, сударыня, — смиренно ответствовал Центурион, — слушаю и повинуюсь. К тому же, осмелюсь напомнить, я ведь пришел к вам по своей воле.
— Верно, — согласилась Фауста. — Так во сколько же собрание?
— Через два часа, сударыня.
ebooksa