— Но королеву, королеву пощадили?
— В Испании королеву не трогают… Королеву не беспокоили… Только два месяца спустя после смерти дона Карлоса она умерла своей смертью, двадцати двух лет от роду… как говорят, от последствий родов…
— Да, совпадение и впрямь достаточно красноречивое, — сказал Пардальян.
И безо всякого перехода добавил:
— Скажите, заметили ли вы, поэт, что безмолвие бывает подчас выразительнее всяких слов?
И уголком глаза он указал на кавалеров, которые еще мгновение назад вели себя столь шумно.
— Да, что-то эти храбрецы внезапно замолкли.
— Тихо! — прошептал Пардальян. — Видно, здесь затевается нечто такое, от чего на целое лье разит подлостью.
Пока Сервантес рассказывал внимательно слушавшему его Пардальяну трагическую историю дона Карлоса, личность, прятавшаяся за двумя пальмами, украдкой проскользнула к столу шумных кавалеров. Там незнакомец произнес несколько слов, показывая предмет, зажатый у него в руке.
Молодые люди тотчас же склонились с почтением, в котором явно сквозило чувство страха.
Тогда человек быстро, повелительным тоном отдал приказание, и все не колеблясь кивнули в знак повиновения… Все, кроме двоих — те, по-видимому, возражали, впрочем, весьма робко. Тогда шпион выпрямился с грозным видом и, подняв указательный палец к небу, угрожающе произнес несколько слов, после чего те двое, укрощенные, тоже согнулись в поклоне.
Уже не обращая на них внимания, человек схватил за руку пробегавшую мимо служанку и прошептал ей на ухо какой-то приказ. Служанка, как и посетители трактира, поклонилась, выказывая тот же страх и то же почтение, быстро вышла, почти тотчас же вернулась, положила на стол связку веревок и исчезла со стремительностью, которая выдавала ее неодолимый ужас.
Человек невозмутимо сел у двери и стал ждать.
Над двориком, еще недавно столь шумным и оживленным, нависла тревожная тишина — предвестница грядущей бури, готовой вот-вот разразиться.
Тем временем двое влюбленных, поглощенные своей беседой, ничего не замечали и собирались уйти так же незаметно, как и пришли.
Когда они были в двух шагах от калитки, таинственный человек встал прямо перед ними и, выбросив руку вперед, провозгласил со зловещим спокойствием:
— Во имя нашей святой матери-инквизиции я арестую тебя, девушка!
Проворным и вместе с тем мягким жестом влюбленный отстранил свою подругу; видя перед собой лишь невооруженного человека, он даже не стал вытаскивать шпагу, висевшую у него на боку, всецело положившись на силу своих мускулов.
Он стремительно подался вперед, занеся кулак, но в тот же миг почувствовал какую-то возню у своих ног; его поднятая рука, внезапно опутанная веревкой, была резко отведена назад, шпага сорвана. В одно мгновение он был связан с ног до головы, но, не в силах даже пошевелить пальцем, кипя от ярости, все же смог стряхнуть кучу нападавших, которые повисли на нем сзади.
— Трусы!.. О, подлые трусы! — прорычал он.