— Смейтесь, надутые спесивцы, смейтесь!.. Сейчас ваши улыбки превратятся в гримасы, зато уж я-то насмеюсь вдоволь.
Все с той же невозмутимостью он возобновил свое шествие по залу и вскоре оказался — случайно или намеренно — неподалеку от охранников Фаусты.
Монсери, Шалабр и Сен-Малин без колебаний приблизились к нему, изысканно приветствуя шевалье, который ответил им не менее галантно; любезно улыбаясь, но едва слышными голосами, они быстро обменялись несколькими фразами:
— Господин де Пардальян, — сказал Сен-Малин, — вы, конечно же, догадываетесь — мы имеем поручение убить вас… что мы и сделаем, как только нам представится такая возможность.
— Впрочем, весьма о том сожалея, — добавил Монсери вполне искренне.
— Ибо мы прониклись к вам величайшим уважением, — добавил Шалабр, отвесив безупречный поклон.
Пардальян, улыбаясь, ответил тем же.
— Но, — продолжал Сен-Малин, — нам кажется, что вас хотят здесь выставить… на посмешище. Я прошу прощения за это слово, сударь, я не желаю обидеть вас, я всего лишь называю вещи своими именами.
— Так скажите же, в чем дело, господа, — любезно отозвался Пардальян.
— Дело вот в чем, сударь, — сказал Монсери, всегда бывший самым горячим из всей троицы, — мысль о том, что на наших глазах станут потешаться над нашим соотечественником, а мы безропотно снесем все эти насмешки, невыносима для нас.
— Особенно если соотечественник — такой благородный человек, как вы, сударь, — подчеркнул Сен-Малин.
— И?.. И что же вы решили, господа? — Пардальян напрягся, как и всегда в минуты большого волнения.
— Черт подери! — сказал Шалабр, многозначительно похлопывая ладонью по эфесу шпаги. — Мы решили преподать этим пропахшим луком наглецам урок, которого они заслуживают.
— Мы сочтем за честь, сударь, сражаться со шпагой в руке рядом с вами, — галантно пояснил Сен-Малин с глубоким поклоном.
— Это вы оказываете мне честь, господа, — произнес Пардальян, отвечая на поклон.
— Естественно, мы сохраняем за собой свободу в наших последующих действиях, как только эти действия станут возможными, — добавил Монсери.
— Само собой разумеется, — мягко согласился с ним Сен-Малин.
Пардальян одобрительно кивнул и секунду смотрел на них с выражением глубокой печали. Наконец он сказал очень серьезно:
— Господа, вы истинные дворяне. Примите мою искреннюю благодарность. Я чрезвычайно взволнован вашим поступком; он будет засчитан вам на Страшном Суде. Что касается меня, то, как бы ни повернулись события, я никогда его не забуду. Но, — и тут к нему вернулось его всегдашнее насмешливое выражение лица и ехидная улыбка, — но не обременяйте себя никакими заботами на мой счет. Вы можете оставаться здесь, не опасаясь, что в вашем присутствии выставят на посмешище вашего соотечественника. Если сейчас и раздастся смех, то, клянусь, господа, это вовсе не будет смех над вашим покорным слугой, который еще отблагодарит вас.
— Как вам будет угодно, сударь, — сказал Сен-Малин, ни на чем более не настаивая.