— Присутствия господина кардинала Монтальте, которого я здесь вижу, будет достаточно, я думаю, чтобы успокоить вас. Что до охранников, сопровождающих вас, то вряд ли им будет возможно присутствовать при столь важном разговоре.
Фауста размышляла не более секунды. С тем строгим спокойствием, которое как раз и делало ее величественной, она сказала:
— Вы правы, господин великий инквизитор, присутствия кардинала Монтальте будет достаточно.
— В таком случае — до скорой встречи, сударыня, — коротко ответил Эспиноза; он подал знак некоему доминиканцу, поклонился и вернулся к королю.
Монтальте живо приблизился к принцессе. Трое охранников последовали его примеру, также намереваясь сопровождать свою хозяйку.
Подойдя к Фаусте, доминиканец с глубоким поклоном сообщил:
— Если сиятельная принцесса и его высокопреосвященство соблаговолят следовать за мной, я буду иметь честь проводить их до кабинета монсеньора.
— Господа, — сказала Фауста своим охранникам, — извольте подождать меня минутку. Кардинал, вы пойдете со мной. Идите, преподобный отец, мы последуем за вами.
Сен-Малин, Шалабр и Монсери, сокрушенно вздохнув, вновь уныло вернулись в одну из оконных ниш; их окружала толпа незнакомых людей, и им было тоскливо и грустно. Разве что история с Пардальяном немного развеяла их скуку.
Идя впереди Фаусты и Монтальте, доминиканец прокладывал себе путь сквозь толпу, которая и сама, впрочем, торопливо и почтительно расступалась перед ним.
В конце зала монах открыл дверь, выходившую в широкий коридор, и посторонился, чтобы пропустить Фаусту.
В то мгновение, когда Монтальте собирался последовать за ней, чья-то рука с силой опустилась ему на плечо. Он обернулся и глухо воскликнул:
— Эркуле Сфондрато!
— Он самый, Монтальте. Не ждал?
Доминиканец секунду смотрел на них каким-то странным взглядом, а затем, не закрывая дверь, решительно нагнал Фаусту.
— Чего ты хочешь? — спросил Монтальте, теребя рукоятку своего кинжала.
— Оставь эту детскую игрушку, — сказал герцог Понте-Маджоре с холодной улыбкой. — Как видишь, удары, что ты мне наносишь, отскакивают от меня, не принося вреда.
— Чего ты хочешь? — повторил разъяренный Монтальте.
— Поговорить с тобой… Мне кажется, мы можем сказать друг другу немало интересного. Разве ты со мною не согласен?
— Да, — отвечал Монтальте с глазами, налитыми кровью, — но… позже… Сейчас у меня другое дело.