— Эта девушка… Ты с ней знаком? — осведомился Кончини.
— Нет, монсеньор, — покачал головой шевалье. — Я даже не знаю ее имени!
— Стало быть, ничто тебя с ней не связывает? — уточнил маршал.
— Ничто! — ответил молодой человек, подавив грустный вздох.
— Хорошо! — хищно улыбнулся Кончини. — Вот тебе первое поручение: отправляйся на улицу Дофин. На углу набережной ты увидишь особняк; он выглядит совсем заброшенным… Ты станешь следить за этим домом. Возьмешь столько людей, сколько тебе нужно. Быть может, уже завтра в этом особняке появятся люди: их надо будет схватить. Завяжется бой… и в суматохе ты нанесешь одному из злоумышленников тот замечательный удар шпагой, после которого не успеваешь даже сказать «аминь». Этот человек — мой смертельный враг, отец заговорщицы, граф Овернский, герцог Ангулемский!
«Она дочь герцога Ангулемского! — промелькнуло и голове у ошарашенного шевалье. — Мне приказывают убить отца той, которую я люблю больше жизни!»
Кончини пристально взглянул юноше в глаза.
— Ты видишь: я посвящаю тебя в государственную тайну, Капестан… — медленно проговорил маршал. — Ты уже завоевал мое доверие.
— Вы хотели сказать — презрение? — воскликнул молодой человек.
— Что такое? — изумленно вскинул брови Кончини.
Капестан, разорвав на четыре части приказ, предписывавший казначею выплатить новоявленному слуге маршала пятьдесят тысяч ливров, швырнул обрывки под ноги Кончини, после чего скрестил руки на груди и промолвил:
— Где ваш палач? Где эшафот? Вы вознамерились сделать из меня шпиона и наемного убийцу?! Если бы здесь оказался сеньор де Тремазан, мой отец, он бы строго спросил с меня за то, что вы еще живы… ибо вы посмели думать, что сможете купить за пятьдесят тысяч ливров честь шевалье де Капестана! Но я ответил бы достойнейшему из людей: «Отец, я не буду марать о главаря бандитов свою шпагу!»
— Мерзавец! — проверещал Кончини дрожащим голосом.
— Господин маршал, — продолжал Капестан, — я обязан дать ответ на ваше гнусное предложение. Вот он!
И с этими словами шевалье швырнул Кончини в лицо свою перчатку.
Маршал пронзил его убийственным взглядом, взмахнул рукой, словно грозя юноше всеми земными и небесными карами, хотел позвать слуг, но с мертвенно-белых губ сорвалось лишь хриплое рычание.
Тогда Кончини разразился жутким смехом, и Капестан содрогнулся. Понурив голову, он начал горько упрекать себя:
«Зачем я это сделал? Зачем сразу выложил маршалу все, что я о нем думаю? Ах, проклятый мой язык! Разве не мог я схитрить, чтобы выбраться отсюда? А уж затем откровенно высказать все в письме?»
В этот миг надменный голос объявил.
— Аудиенция господина Адемара де Тремазана, шевалье де Капестана окончена!